Отыщите меня

Из щелей дуло, голландка остыла, было холодно, мокрая от пота одежда липла неприятно к телу. Заныли болячки и ссадины на ногах и руках. Слез, как обычно, не было. То ли они высохли, то ли пропали совсем. С того первого дня войны, когда от страха так хотел и не смог заплакать. В самую пору сейчас пореветь втихомолку, может быть, боль позабылась бы и на душе бы полегчало. Но слез нет и, наверное, уже никогда не будет. Петька языком зализывал ссадины, потирал ушибленные места, лежал комочком, молчал и думал. Хоть бы разок поплакать, почувствовать, как по щекам текут слезы, сжимается горло, вздрагивает голова и медленно утихает и отходит боль. Но, может, так даже к лучшему, горя никто не увидит и не посмеется. А у Петьки в душе ненависть накопится, больше зла родится, меньше жалости останется. Петька отомстит обязательно, нельзя без этого рвать отсюда.

Одни называли «холопов» и «холуев» прислугой, другие — свитой, а третьи — и вовсе дружиной. Бандиты и сволочи они все, опричники, как говаривал когда-то батька про хулиганов, а не дружина. Позднее Петька узнал, что угрозы Князя действительно опасны. Кто-то рассказал, как два новичка скорешились против Князя, дали отпор и устроили драку с ножами. До «мокрого» не дошло, но Князя они все же отмочалили. Потом оба исчезли неизвестно когда и куда. Разыскивать их не стали, никакого следствия не вели, оформили документы на побег. Все знали, что они никуда не убегали, а просто пропали. Но тогдашних «холопов» сразу же потом отправили под конвоем не то в строгий детдом, не то в колонию. В перевалочном пункте этом неразбериха. Долго тут никто не задерживается. Потому что здешнее учреждение называется детприемником. Это вроде как отстойник, сортировка для бездомников.

Петька тут недавно, как и многие, которых подобрали на станциях, ссадили с вагонов, поймали при облавах. С того дня, как Князь темный суд учинил, месяца три прошло, и неизвестно, сколько времени еще пробудет здесь Петька, пока не решат его судьбу. Отсюда посылали в разные организации запросы о батьке, но никаких ответов и известий о нем не приходило. Писем тоже никаких не поступало, хотя Петька ждал их каждый день. Нашелся бы батька, забрал к себе, и тогда бы кончилась эта дорожная, перевалочная жизнь. Но дни пробегали, складывались в недели и месяцы, а вестей никаких. Два года назад он последний раз видел батьку, и больше ничего о нем неизвестно.

Как-то Петьку вызвала к себе Валентина Прокопьевна и показала казенное письмо, где черным по белому написано было, что батька пропал без вести. Значит, жив, не убит, может, в плен взят, а может, в госпиталь попал. У многих отцы пропали без вести, но что это такое, никто толком не знал.

Он хорошо запомнил тот день, когда под вечер совсем разморенный шел из бани в спальню. Приемыши в бане больше баловались и изгалялись друг над другом, чем мылись. Петька, наоборот, долго натирался и мылился, помногу лил воды и ополаскивался, словно смывал с себя давнишнюю вшивую грязь. Под конец устал от жары, заторопился в предбанник, быстро оделся и выскочил на улицу. От зимней свежести после густого пара бани чувствовал себя полупьяным и обессиленным. Голову слегка клонило к плечу, ноги еле-еле передвигались. От лени даже рубашку не хотелось застегивать. Лицо, щеки, уши и стриженная наголо голова были пунцовыми. Кто-то поднял на смех:

— Позрите-ка, пацаны, красный как рак!

Рядом оказалась Валентина Прокопьевна. Она строго отчитала насмешника. Потом подошла к Петьке, слегка улыбнулась, погладила голову, лицо, плечи и застегнула рубашку. Она, видать, не помнила, как вместе с другими бездомниками привезла со станции сюда Петьку.

— Как тебя зовут?

— Крайнов.

— А родные у тебя есть?

— Нет никого, один батька.

Она о чем-то еще спросила и после сказала, чтобы он пришел к ней, она поможет в розысках его отца. Петька не хотел никуда отсюда уезжать, пусть его заберет батька. Надоело бродяжничать, кочевать с места на место, менять разные временные приюты. Везде одинаково, тоскливо и одиноко.

Ждать батьку уже нет у Петьки сил. Здесь околачиваться тоже одна только мука. Вот тогда он сел и тайно сам написал письмо:

«Москва, Кремль, Верховному Главнокомандующему, товарищу Сталину.

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Мой батька, командир Красной Армии Крайнов Василий Дмитриевич, в первый же день войны потерял меня. Я тоже его разыскать никак не могу очень долго. Помогите, пожалуйста, мне и моему батьке, потому что Вы сможете это сделать быстрее всех. Мой адрес: Кировская область, поселок Купарка, детский приемник № 11, Крайнову Петру».