Отзвук

Малыш на секунду поднял на нас большие озорные глаза и вновь уткнулся в тарелку. Джузеппе еще что-то говорил, но мы, конечно, ничего не поняли, и Аслан Георгиевич подозвал Виктора.

— Он говорит, что ни разу не бывал в вашей стране, но сына назвал Иваном, — объяснил тот.

— Ну-ка скажи, в честь кого тебя так назвали? — спросил Джузеппе сына.

Не переставая жевать, сын гордо прокричал:

— Руссо!

— О!? — воскликнул довольный отец и вновь побежал разносить пиво.

Теперь Виктора подозвала и его жена, попросила перевести ее слова:

— Мы очень хотим, чтобы наш сын жил лучше нас, — глаза итальянки подернулись слезой. — Но поступаем не так, как те родители, что стремятся разбогатеть и оставить сыну наследство. Мы делаем все, чтоб в нашу страну пришла такая жизнь, когда у всех будет достаток. Все, что имеем, отдаем ради этого… Вы заметили, как мой сын жадно набросился на спагетти? Он сегодня еще ничего не ел, потому что у нас ничего не было. И в кармане — ничего… Я вам открою секрет. Только не говорите мужу. Он обслуживает конвейер на автомобильном заводе. Это очень тяжело. Как-то пришел и говорит: «Рози, я половину зарплаты буду вносить в кассу партии». Я не возражала, понимала, что партии нужны средства для борьбы за лучшую жизнь.

Рози улыбнулась, замолчала и продолжила:

— Теперь на жизнь нам остаются крохи. Денег хватает только на полмесяца, затем наступают дни, когда в доме не бывает ничего съестного. Я пытаюсь найти работу, но везде — безработица. Кто возьмет женщину, да еще с ребенком? Выручают друзья, приглашают нас к себе, угощают обедом. Они хорошие. Делают вид, будто не для обеда пригласили нас. А мы делаем вид, что не догадываемся, почему они нас зовут…

Ей стало неловко, что она так разоткровенничалась с незнакомыми людьми, потому что вдруг бодрым голосом заключила:

— Но мы все равно счастливы. Да, счастливы!

— Сбегай возьми в автобусе из моего портфеля две баночки икры и шоколад, — попросил меня Аслан Георгиевич П, посмотрев на Рози и ее сына, неопределенно произнес: — Да…

Начались танцы — вперемежку итальянские, русские, осетинские. Огненная тарантелла, симд… А потом, взявшись за руки и образовав круг, не очень слаженно, но самозабвенно пели песни.

Синьор Чака уже в который раз приглашал садиться в автобус, напоминая, что можно опоздать на самолет, — наверняка уже идет регистрация. Но итальянцы удерживали артистов, да и нам не хотелось прощаться.

Аслан Геогиевич, к которому уже непосредственно обратился синьор Чака, удивленно уставился на высокого мужчину в черной куртке, с которым он, дружески обнявшись за плечи, весело распевал песни, потому что итальянец вдруг убрал руки и, смутившись, отстранился. Лицо его выражало изумление и растерянность.

— Ты что?! — спросил его по-русски Аслан Георгиевич.

Испуганно глядя на него, итальянец что-то пробормотал.

— Он просит прощения, — перевел Виктор. — Он не знал, что вы… министр, иначе не посмел бы класть руку вам на плечо. Я ж, говорит, рабочий, а так повел себя с министром…

— Вот оно что! — рассмеялся Аслан Георгиевич и, обняв оцепеневшего итальянца, пошутил: — Но для тебя ж я не министр!

И тут итальянец взмахнул рукой и громко что-то прокричал, вызвав взрыв аплодисментов.

— Что он сказал?

— Что скоро и у них в Италии будут такие министры, с которыми можно будет вот так же в обнимку стоять и петь! — перевел Виктор слова рабочего.

… Внизу мелькали разбитые на аккуратные квадраты участки земли. «Боинг» набирал высоту. Рядом слегка похрапывал Алан, а я вспоминал последние минуты прощания с рабочими и размышлял о том, что если людей тянет друг к другу, расстояния в тысячи километров не помеха. Можно, можно дружить и понимать других…

И еще думал о том, как тесен земной шар. Вот только распрощались с итальянцами и уже приближаемся к Германии. Ансамблю предстояло гастролировать в ФРГ, на земле Гессена, а потом и в Мюнхене. В родном городе Эльзы… А что, если она узнает и придет на концерт? Что будет? Я боялся этой встречи и жаждал ее… Вот так: существует себе спокойно человек, кажется, что он волен жить, как ему заблагорассудится, и вдруг выясняется, что не только от него самого зависит личная судьба, но и от прошлого; оказывается, и я причастен к тому, что происходило много лет назад, и мне приходится считаться с этим. И тут уж ничего не поделаешь.

Глава четырнадцатая

«Боинг» пошел на посадку. Махину стало качать, резко бросать вверх-вниз, вправо-влево.

— Сколько раз летал на аэробусе, но ничего подобного не испытывал, — удивленно покачал головой Аслан Георгиевич. — А ведь класс машин у «Ил-86» и «Боинга» один и тот же.

Аэропорт Франкфурта-на-Майне поразил воображение не только размерами и длиной полос. Здесь было предусмотрено все вплоть до мелочей для удобства пассажиров. Из салона самолета мы напрямик попали в аэровокзал, который был так напичкан эскалаторами, что, казалось, не придется делать и шага, — они доставят тебя и к автобусу.