— Это так, да не совсем, — мягко возразила она. — У нас ставят прекрасные спектакли. Но есть и убогие, примитивные, где на сцену выносят действа, о которых в приличном обществе не говорят. Это скверно! Вам не понять, как становится тяжело на душе, когда в театре, в кино, по телевидению, в прессе — везде жестокость и секс, неприкрытый, грязный. Невольно думаешь: зачем тогда жить? Зачем мечтать, если все в человеке грязно? Видя преступника, вы говорите о нем, как об уроде, который исключение среди людей, а у нас тебя постараются убедить, что ты такой же. В соответствующей ситуации и ты поступил бы так же преступно. — Она картинно покачала головой, словно отгоняя дурные видения, и заулыбалась: — Ну, хватит об этом! Сейчас разговор о вас, о вашем театре, о вашем искусстве.
Вошла фрау Тишман в сопровождении молодой девушки, которая внесла огромный поднос, уставленный бутербродами с колбасой разных сортов, с сыром, с красной рыбой. Нам предложили чай, кофе, фанту, кока-колу, — кому что по вкусу. Взяла в руки чашечку кофе и Елизавета Фридриховна.
— У нас в Вайндорфе ежегодно проходит большая ярмарка «Хайфа», очень престижная. На нее стремятся попасть все страны. Я тоже принимаю в ней участие — продукцией фирмы и… вашими концертами, — и засмеялась над своими словами. — Не знаю, какие контракты дадут фирме наши образцы товаров, но аплодисменты на концертах мы непременно заработаем и хотя бы таким образом заставим заговорить о фирме… — Она посмотрела на министра. — Я обещала дирекции ярмарки два дня. По два концерта. Не очень тяжело будет? Догадываюсь, о чем вы думаете. «Вот сидит миллионерша и стремится выжать из нас все соки», — она вновь засмеялась. — Это не совсем так. Конечно, ваш приезд я использую самым наивыгоднейшим образом, это уж точно, — встряхнула для убедительности головой Елизавета Фридриховна. — Но вы должны знать и то, на какой риск я иду, приглашая советские коллективы в нашу страну…
— Не волнуйтесь, наше искусство еще никогда и нигде не подводило, — заявил Аслан Георгиевич.
— Я это знаю, причина риска иная. Я большой друг вашей страны, а здесь не всем по душе моя любовь. Кое-кто всячески пытается скомпрометировать меня и мою фирму. Каждый раз, когда сюда приезжает советский коллектив, я тем самым бросаю вызов определенным, имеющим, к сожалению, вес и силу, кругам Западной Германии. Некоторые фирмы пугаются и отказываются с нами сотрудничать. Мне всячески препятствуют в сбыте товаров. Но моя деятельность в сфере пропаганды вашего искусства — это моя совесть. Я знаю, что такое война. У меня погибли мать, отец, брат, сестра. И я хочу мира. И чтоб иметь мир, надо встречаться друг с другом, чего так настойчиво добиваются и ваши нынешние руководители. Только общаясь мы поймем друг друга. О-о, многие предприниматели видят во мне красную ведьму и хотят, чтоб я прогорела, обанкротилась. Но я очень-очень хитрая. Я говорю организатору ярмарки «Хайфа»: «Чем сильна ярмарка? Количеством стран и фирм, принимающих в ней участие. А что определяет ее успех? Масса людей, посетивших ее. Я приглашу фольклорный коллектив, который соберет у вас в павильонах огромные толпы.» «Советский?» — пугается он. Раньше он категорически возражал, но сейчас у вас перестройка, и он сдался! — победно заключила фрау Дитрих.
Потом она попросила рассказать ей о Кавказе и об Осетии, и очень сожалела, что из Москвы в Тбилиси летела самолетом и, таким образом, потеряла возможность побывать во Владикавказе и проехать по знаменитой Военно-Грузинской дороге.
— Но ничего, не все еще потеряно, — туманно пообещала она. — Спасибо, что вы не поленились посетить старуху…
— И не только они, — усмехнулась фрау Тишман и что-то шепнула ей на ухо.
По лицу Елизаветы Фридриховны пробежала тень, но всего лишь на миг.
— А что касается спортивных молодчиков, сопровождающих вас… — начала она, с трудом подбирая слова.
— Разве нам так нужны телохранители? — поинтересовался министр.
— Это не телохранители, — объяснила Елизавета Фридриховна. — Служба государственной безопасности, так сказать, примета двадцатого века.
— В Италии этого не было…
— Простите, было, — не согласилась Елизавета Фридриховна. — Есть это и у вас. Только вы это делаете как бы стесняясь, тайно. У нашей службы безопасности свой почерк. Она всячески подчеркивает, что идет за вами, все видит, все слышит. Вы не обращайте на них внимания.
— И что мы могли привезти такого, чего опасается ваша служба безопасности? — удивился я. — Бомбу, что ли?
— Вы здесь — это уже бомба. Для тех, кто не хочет мира и дружбы. Везде этим господам мерещатся шпионы. Но вечно так не будет. Перестройка внесет новый дух. Дух доверия.