Отзвуки времени

Утром обнаружилось, что небольшой прудик под берёзой окончательно высох, обнажив влажное дно со слоем зеленоватого налёта. Выпаривая остатки жидкости, солнце поднимало из ила струйки воздуха с запахом тины и гниения.

Рома отковырнул от коленки корочку засохшей грязи и снова опустил ноги в чавкающую жижу на дне прудика. Отлично возиться в жирном тёплом месиве, когда из-под пяток выскакивают пузыри.

Сегодня вечером будет баня, и поэтому мама разрешила пачкаться сколько душе угодно. Рома самозабвенно топтался на зыбком дне, а Гале больше понравилось опускать в грязь руку и ляпать на камне узоры из отпечатков. Каждое своё творение она тщательно фотографировала телефоном, стараясь, чтобы в ракурс попала собака, что в благости валялась в тени кверху пузом.

Время от времени Рома вытягивал губы трубочкой и подзывал к себе Огурца. Виляя хвостом, пёс подбегал, но в яму не лез, а посидев некоторое время на солнцепёке, снова медленно отступал в прохладные лопухи.

Мама спала, а Мила с отсутствующим видом сидела на крыльце и таращилась в сторону соседского дома. Там между кустов иногда мелькала фигура соседки. Никто сразу не обратил внимания на двух женщин, которые застыли около калитки.

Вид у женщин был недобрый и подозрительный. Одна из них, с рыжими волосами, была одета в синюю юбку и пёструю кофту с блёстками, а на голове у другой — пожилой и тощей — возвышался пышный чёрный бант.

Оглядев двор, та, что с бантом, остановила взгляд на Миле и коротко спросила:

— Вы мать?

Прежде чем ответить, Мила взяла с пола бутылку с водой и жадно отхлебнула пару глотков:

— Пока нет, а что?

После ночных слёз работа у неё шла наперекосяк и настроение держалось в районе нулевой отметки.

Женщины переглянулись. Рыжая достала из сумки блокнот, сверяя записи. Рома заметил, как её глаза сузились в щёлки.

— Я бы на вашем месте не шутила, потому что на вас поступил сигнал и мы, — она сделала глубокую паузу, после которой повысила голос, — из районной социальной службы.

— И что?

Милин ответ был проигнорирован, потому что женщина семенящими шагами переместилась к Роме с Галей, которые сейчас напоминали поросят, и долго молчала, жалостливо глядя на их грязные лица. За время игры Рома успел нарисовать себе на щеках полосы, а Галя испачкала кончик носа.

— Деточки, вы голодные? — обратилась к ним женщина с сюсюкающей интонацией Бабы-яги, собирающейся перекусить Иваном-царевичем.

От фальши в поведении женщины исходила какая-то неясная опасность.

Галя зачерпнула полную горсть грязи и звучно шлёпнула её на камень. Подсохнув, грязь станет похожей на пластилин, и можно будет слепить какую-нибудь зверюшку.

Ей не хотелось отвечать этим тёткам, но правила вежливости не позволяли промолчать или отвернуться. Она вытерла руки о лист лопуха.

— Сытые. — Галя взглянула в сторону дома, где на тарелке лежал недоеденный бутерброд с маслом и солью. — Мы недавно хлебушек ели.

— Понятно. — Женщина нахмурила лоб. — А где ваша мама работает?

— Она пока не работает, — встрял Рома, — потому что сейчас каникулы.

— Понятно, — растягивая слоги, повторила женщина и оглянулась на свою спутницу: — Маша, запиши, что мать тунеядствует, дети грязные, неухоженные и плохо питаются. Не забудь всё это сфотографировать. Пригодится, когда будем оформлять документы.

С брезгливым выражением рыжая обрисовала рукой круг двора, остановив жест на Миле:

— А вы, мамаша… — Она не успела окончить фразу, потому что Мила внезапно поднялась, заслонив собой дверной проём.

Её розовая чёлка упала на один глаз, и Мила воинственно сдула её вбок.

— Сигнал, говорите, получили? — Её голос зазвучал низко и угрожающе, как звук басовой струны. — Знаем мы ваши сигналы! Небось к тем детям, что живут, как скотина в хлеву, или сидят в собачьих будках, вы не ходите. Нет! Вам приличные семьи подавай, где можно поиздеваться над родителями, свою власть показать.

Она спустилась вниз на одну ступеньку и нависла над макушкой женщины с пуком рыжих волос, причёсанных из рук вон плохо. Женщина испуганно заморгала, и Мила подобрела. Её вдруг посетила шальная мысль, что социаль-щица может снизить накал страстей от хорошей стрижки. Красота всегда располагает к доброте, а эта женщина явно в ней нуждается, причем срочно. Да и дамочка, что с бантом, тоже.

Мила метнула быстрый взгляд на вторую даму, которая сосредоточенно строчила в блокнот. Пожалуй, стоит попытаться наладить с ними отношения, чтобы потом объясниться в спокойной обстановке. Она выдавила из себя улыбку, заготовленную для капризных клиентов. По большей части к ним относились мальчики лет пяти и старушки, требующие сделать перманент на три уцелевшие волосины.

Раскрыв ладонь над головой с неопрятным пробором, Мила пошевелила пальцами с воображаемыми ножницами:

— Хотите, я вас подстригу?

Инстинктивно присев, рыжеволосая выставила сумку в виде щита. Её лицо побледнело от ужаса, рот то открывался, то закрывался:

— Маша! Сюда. Эта мать сумасшедшая!

— Я не сумасшедшая, я парикмахер, — почти прокричала Мила. — Послушайте, я не хочу ничего плохого.