Овечка в волчьей шкуре

Вадим появился только однажды, вошел, огляделся, сообразив, что сесть ему негде, нахмурился, точно это обстоятельство явилось для него сюрпризом, и, кашлянув, сказал:

— Привет.

— Привет, — улыбнулась я.

— Как самочувствие?

— Тебя интересует, не вернулась ли ко мне память? К несчастью, нет.

— Очень жаль, — серьезно ответил он и вышел из комнаты, но буквально через несколько минут вернулся, на этот раз захватив с собой стул, поставил его возле двери и уселся верхом. С минуту разглядывал меня, потом тяжко вздохнул. — Аня, — начал он тихо, косясь на дверь. — Я твой друг, но я ничего не смогу для тебя сделать. Пойми, не я принимаю решения. Ты должна сама помочь себе. Выход только один: сообщить то, что они от тебя требуют.

— Они? — несказанно удивилась я, а он поморщился:

— Хорошо, мы.

— Это в самом деле единственный выход? — Я постаралась выглядеть заинтересованной.

— Ты даже не спросила, что бы мы хотели знать. — Вышло у него это обиженно.

— Зачем? — пожала я плечами. — Я ведь все равно ничего не помню. Но если хочешь, что ж, расскажи.

Он долго сверлил меня взглядом, потом резко поднялся и, прихватив стул, ушел.

Мое упрямство объяснялось тем, что к этому моменту я уже твердо решила ни с кем не сотрудничать. Решение принять чью-то сторону означало новую кровь, а на мне её и так предостаточно.

Не то чтобы я тяготела к самоубийству, но ничего особенно меня на этом свете не удерживало, и единственная услуга, которую я могла оказать человечеству, — это скончаться, не успев натворить новых пакостей, скончаться по возможности без лишних мучений. Но это, конечно, как бог даст.

* * *

За двое суток, что мне пришлось провести здесь, я практически не спала, меня мучил все тот же кошмар, стоило прикрыть глаза и сразу: большой холл, лестница, лицо из тумана, но главное — ужас, который я ощущала во сне. Я развлекалась счетом, умножением трехзначных чисел и прочей чепухой в том же духе, но не выдержала и вроде бы уснула. Сон не был сном в буквальном смысле, я ощущала, что я это я и нахожусь в комнате без окон, лежу поверх одеяла и пытаюсь бороться с оцепенением… Веки наливались свинцом, я опять бежала по лестнице, и тут меня позвал отец. Я слышала его голос так явственно, точно он был со мной в одной комнате.

Я проснулась в холодном поту, села на постели и поразилась странной тишине. Как будто я была одна во всем мире. Сердце забилось в сумасшедшем ритме и вдруг замерло в предчувствии беды. В ту же секунду совсем рядом грохнула автоматная очередь, в ответ раздались выстрелы, но отстреливались как-то вяло. Стрельба продолжалась не больше двух минут. Отдельные выстрелы и после этого звучали какое-то время, а дом вдруг ожил. Я слышала топот ног, хлопали двери, и мужской голос отдавал команды, а я зло засмеялась, потому что вдруг поняла, кто это. Наконец распахнулась и моя дверь, вошел мужчина в маске, посмотрел на меня и кивнул головой в сторону коридора. Тут же в комнату вошли ещё двое в масках, а я сказала насмешливо:

— Здравствуй, Иса. — Потому что узнала голос. Он выдал длинное восточное ругательство и, подойдя ко мне, наотмашь ударил по лицу. Я повалилась на кровать и поморщилась, потому что о кончине без мучений теперь оставалось только мечтать.

Но продолжать он не стал, сгреб меня за шиворот и поволок из комнаты, награждая пинками. Парни явно торопились, дом покинули бегом, я огляделась, но никаких следов недавней битвы не обнаружила, по крайней мере ни трупов, ни пленных. Выходит, охрана отступила, бросив меня в доме. Вещь невероятная.

Между тем меня подтащили к армейскому «уазику», надели на голову мешок и огрели по голове прикладом, я взвыла, но сознания не потеряла. «Уазик» несся на бешеной скорости, подпрыгивая на ухабах, вибрировал и грозил развалиться в любую минуту. Где-то через полчаса мы поехали медленнее, но теперь трясло даже больше. Еще пара километров очень плохой дороги, и наконец машина остановилась. Впрочем, я не торопила события, и, как оказалось, не напрасно.

Все ещё в мешке, меня вывели из кабины, кто-то держал меня за скованные руки, без конца дергая, точно собачонку на поводке. Мешок с головы сняли, и я смогла оглядеться.

Мы находились в лесу, место было, безусловно, глухое и даже жуткое. Прямо над соседней елью зависла огромная луна, придавая всему происходящему нечто зловещее и почти фантастическое. Мужчины сняли маски, в свете фар я смогла увидеть их лица. Их было четверо, они стояли вокруг меня, а я зябко ежилась, ночь была холодной. Иса заговорил торопливо и чрезвычайно эмоционально, но я не особо вслушивалась. Трое других были мне незнакомы, или я просто была не в состоянии их вспомнить, а вот о своем былом соратнике знала предостаточно: Иса был палачом, палачом по призванию, и равных ему в этом деле не было. Помянув мою родню, отца-предателя и прокляв потомство до седьмого колена, он немного выдохся и замолчал, желая перевести дух, а я спросила: