Овечка в волчьей шкуре

— А когда люди Искандера напали на дом, где вы с Эдиком держали меня, ты вновь с ним встретился.

— Я был ранен. Другого выхода, как сотрудничать, у меня не было.

— И я сама подсказала вам идею…

— Точно. Ты сказала, что ждешь своего мужа, он придет и спасет тебя, и тут чертям тошно станет, вот я и предложил Рябову…

— А он услужливо подсунул мне все это дерьмо о братьях-близнецах и прочую чушь… С мозгами у меня точно проблемы, раз я поверила в такое…

— Тебе хотелось поверить.

— Разумеется. Мне очень хотелось поверить. Хотя трудно вообразить что-либо глупее… Ваш план сработал: я привела тебя прямиком к намеченной цели.

— Да. А за это мы получили свободу и деньги. Много денег. И документы, с которыми можно начать новую жизнь.

Это показалось мне таким забавным, что я опять засмеялась:

— Ладно. Ты прав. Я не могу стрелять в тебя. Забирай деньги и проваливай.

— Ты ничего не поняла, — нахмурился он и вроде бы даже разозлился на мою бестолковость. — Мы поедем вместе. Мне трудно объяснить… Слушай, отдай мне пистолет… В конце концов, это не игрушка. Дай сюда. — Он подошел ближе и протянул руку, а я чуть приподняла свою, щелкнув предохранителем.

— Для человека, который точно знает, что я не выстрелю, ты чересчур нервничаешь…

— Говорю тебе, это не игрушка…

— Мой ночной кошмар… Я все вспоминала и вспоминала… Ты ведь не стрелял в меня, верно? Зачем тебе было стрелять? Умри я, и мечта об алмазах тю-тю… Я пыталась застрелиться, сообразив, что попала в ловушку, и тем самым лишила вас удовольствия…

— Отдай пистолет…

— Значит, я права… Не вынуждай меня к крайним мерам, бери деньги и убирайся. Как там тебя, Стас, Андрей или Странник… Я устала, и мне надоело с тобой трепаться.

— Вот и отлично. Ложись спать. А завтра мы будем далеко отсюда. Куда ты хочешь поехать? Скажи мне? Хочешь в Париж? Красивый город, полно тряпок. Говорят, там на каждом углу эти чертовы тряпки, сущий рай для баб…

— Зря ты думаешь, что я совсем спятила, — вздохнула я.

— Я так не думаю. Я знаю, ты меня любишь, а я люблю тебя. Это трудно объяснить, объяснять я вообще не умею… Просто так получилось, что из всей моей жизни самыми важными оказались полгода, что мы прожили вместе… Я думал, это притворство, я хотел денег, я честно думал, что ненавижу тебя, я хотел тебя убить, потому что испугался, нельзя, чтобы один человек так зависел от другого, я вообще не знал, чего хотел… Рассказчик из меня никудышный, сама видишь… А когда я вновь стал Андреем, и мы были вместе, все сделалось ясно. Понимаешь? Я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Я это точно знаю, а на все остальное мне наплевать. Я люблю тебя.

— В самом деле? — спросила я.

— Да. — Он взял меня за руку, опустился на колени и прижался лбом к моей ладони.

— Поклянись, — сказала я.

— Клянусь. — Он поднял ко мне лицо — и в глазах его была надежда.

— Отлично, — ласково улыбнулась я. — Тогда смотри… — И выстрелила себе в висок. У него была хорошая реакция; взвыв, с перекошенным от ужаса лицом, он бросился вперед, но на секунду опоздал.

* * *

Мир был белым-белым, с яркой точкой посередине, я долго к ней присматривалась, к её странному свечению, она приближалась, словно в ответ на мой призыв, и вдруг стало ясно, что это обыкновенная настольная лампа, прикрытая забавным чехольчиком, а рядом сидит женщина, опустив голову, и то ли дремлет, то ли читает книгу, лежащую у неё на коленях. Короткая стрижка, морщинки у глаз, седина на висках. Лицо измученное.

— Мама, — прошептала я, получилось со второй попытки. Женщина подняла на меня взгляд, глаза её на мгновение расширились, рот скривился. Она вскочила и бросилась ко мне.

— Анечка, дочка, зайчик мой, я здесь, доченька, здесь…

Слезы катились по её щекам, она шмыгала носом, смеялась, вытирала слезы рукой и гладила меня по щеке мокрой ладонью.

— Мама, — прошептала я и попробовала улыбнуться. — Где я?

— В больнице. Все хорошо, Анечка. Все просто замечательно, милая, только ты, пожалуйста, постарайся, постарайся… — Я пошевелила рукой, обнаружила с некоторым удивлением, что у меня есть руки и они меня слушаются. — Я сейчас врача позову, — шептала мама. — Одну секундочку…

— Подожди, мам, не надо врача. Так все странно. Что со мной случилось?

— Ты попала в аварию. Вы ехали с папой из поликлиники и тут какой-то… Бог с ним…

— А где папа?

— Здесь, Анечка, здесь. Все хорошо. Он уже в обычной палате. Нога сломана, болит очень, а так все отлично, он к тебе придет. Андрюша поможет ему добраться, тут недалеко по коридору.

— Андрюша?

— Ну да… Мы по очереди дежурим. Я отправила его спать. Он на ногах не стоит, смотреть страшно, так переживает. А ребеночек жив, Анечка. Слава богу, здоровенький такой. Врачи говорят, это даже лучше, что в семь месяцев, в восемь сложнее. Девочка, такая красавица. Андрюша не стал её называть, сказал, когда ты поправишься… — Мама всхлипнула и засмеялась:

— Аня, милая, я так счастлива, я так боялась, дочка… как ты нас напугала. Семь суток в себя не приходила… Мы… Андрюшу так жалко… А мы с папой, ты одна у нас…

— У меня есть дочка? — прошептала я.