Овернский клирик

Я мельком взглянул на де Гарая – разбойник слушал. Кажется, он даже задумался, хотя в последнем можно было усомниться. То, что бродит в этой башке, трудно назвать мыслями.

– Святейшее Обвинение, – медленно проговорил он. – А что это?

Объяснять пришлось долго. Для борца за народное дело Святая Католическая Церковь представлялась немногим больше епископства. Он еще имел некоторое понятие об архиепископе Тулузском, но дальше уже была тьма. Значит, следовало объяснить: папа, конклав, всемогущие монастыри, гипсовая статуя в Клерво, отец Петр Ломбардский с готовой связкой хвороста. И, конечно, Его Высокопреосвященство Джованни Орсини. Наконец де Гарай кивнул:

– Понял…

Последовало молчание, и я понадеялся, что хоть какой-то здравый смысл в этом черепе все же сохранился. Думал разбойник долго, затем криво усмехнулся:

– Ишь, сволочи! Да как после этого вас, попов, щадить? Ничего, если вы такое сделаете, весь народ поднимется! Да мы вас в колья возьмем!

Я вздохнул – выходит, зря старался! Здравого смысла в этой башке еще меньше, чем я думал.

– Мы, это, объединимся! Все, которые за народ! Мы всех попов и рыцарей перевешаем. Да! Мы объединимся…

– С сарацинами? – не выдержал я. – Или с маврами? Сын мой, а вам ведомо, что такое интердикт? Если Его Святейшество шевельнет пальцем, вас начнут травить, как бешеных псов, – причем те самые вилланы, которых вы решили защищать. А вы знаете, что такое армия? Настоящая, а не ваш сброд?

– Ну-у… – де Гарай вновь задумался. – Я служил в наемниках… Все равно, поп, не напугаешь! Таких, как я, много!

– Мало, – усмехнулся я. – К счастью, таких недоумков…

– Я – народный герой! – Разбойник вскочил и ударил себя кулачищем в грудь. – Я не недоумок! Я доумок!

Сообразив, что сморозил что-то лишнее, разбойник немного скис и вновь опустился на солому.

– …К счастью, таких доумков не так много. Часть перевешают, а часть переманят на службу. Например, на должность начальника епископской стражи. Харчи, жилье – и власть, конечно.

Он принялся чесать затылок. Я понял – клюнуло. Наконец де Гарай недобро хмыкнул:

– Ладно… Тогда объясните мне, отец Гильом, почему я вас должен отпустить? Вы ведь к этому ведете, правда? Вы – посланец Орсини, вы – монах самого богатого монастыря королевства…

– Потому что я не хочу жечь людей. Я попытаюсь помешать Его Высокопреосвященству. Как – еще не знаю. Но вы ничего не теряете, доблестный сеньор де Гарай. Если не выйдет, меня скорее всего прикончат без всякого вашего вмешательства. Не епископ, так Орсини.

Похоже, идея ему понравилась. Разбойник вновь хмыкнул:

– Говорите, ваш аббат – отец Сугерий – тоже против Орсини? Ладно… А если я вас отпущу, де Лоз получит свое?

Я хотел ответить нечто неопределенное, но с изумлением услышал свои слова:

– Я эту скотину сожгу!

– Вот так-то лучше! – де Гарай захохотал. – А то – «не хочу жечь!» Ладно, поп, может, и столкуемся. Мне самому вся эта затея не шибко по душе. Только вот чего…

Он замялся, затем покосился наверх, в сторону люка.

– Де Лоз обещал моим ребятам кой-чего, когда вас прикончат. Не очень много, конечно. Вы не подумайте, мы, конечно, за народ… И как вас выпустить? Мои ребята, они… Ну, не совсем доумки… Вы же закованы!

Выходит, я не зря старался! А может, и зря – стоило сразу же предложить этому заступнику за народ пригоршню золотых.

Я усмехнулся и отогнул подпиленный «браслет» на левой руке. Затем освободил правую.

– Это для начала, сын мой. Сейчас вы подниметесь и поставите своим доумкам еще бочку вина, чтобы выпить за победу над попами и сеньорами. А это вам на похмелье.

Я пододвинул к себе «Светильник» и открыл второй тайник. Пальцы уткнулись в туго свернутый пергамент. Нет, не это. То, что мне надо, под ним.

– Здесь двадцать византийских солидов. Хватит?

Глаза де Гарая полезли на лоб. Их выражение мне не очень понравилось, а посему я достал из-за пояса изделие отца Иегудиила.

– А это для тех, кто будет слишком жаден. Я нажал на бугорок – и лезвие, чуть дрогнув, застыло перед самым носом разбойника. Он клацнул челюстью, затем сглотнул:

– Двадцать солидов… – он переводил взгляд с золота на острие ножа, и я понял, что разбойник колеблется. Деньги перед ним, а мой нож – слабая защита. Значит, надо выбросить еще одну кость.

– А это, – я достал пергамент, – доверенность на дом Барди в Тулузе. По этому документу я могу получить любую сумму под поручительство Сен-Дени. Но получить могу лишь я – и никто другой.

Челюсть защитника угнетенных вновь клацнула, затем начала отвисать. Наконец он перевел дух:

– Ну, поп! Цепи-то… Ну, хитер! Покажи доверенность!

Он долго, со знанием дела, разглядывал пергамент, затем вернул и покачал головой:

– Все точно! А я-то думал, чего вы тогда нас дубинами угостили? Ну, ясно – за золото свое боялись. Все-то вы попы таковы, за медяк удавитесь! Простого человека готовы со свету сжить за денье. Вон, неделю назад в Тулузе – страшно вспомнить!

– В Тулузе? – Я неторопливо спрятал золото в пояс, сунул пергамент в рукав и, достав напильник, занялся последним «браслетом». – И что было в Тулузе, сын мой?