Овидий

- Ты чего за мной увязался, шпионишь!? – спрашиваю, и зубы скалю, пытаюсь его одним своим видом напугать.

- Нет, нет, я вместе с вами ушёл.

- Возвращайся назад, мне не нужны спутники.

- Сэр Овидий, позвольте мне остаться, я могу пригодиться, мы полурослики очень полезный народ.

- А ты меня не боишься, - рычу. – Ты же слышал, что твои товарищи сказали, я опасный, на мне заклятие сумасшествия или что-то в этом духе.

- Нисколечки. Я не считаю вас сумасшедшим, для меня вы просветлённый.

- С чего бы это?  - удивляюсь.

- То, что они назвали сумасшествием не что иное, как свет, я видел в вас свет, вы говорите на иных языках. Теперь я хочу следовать за вами.

- Ну и ладно, мне проводник не помешает. Что ты умеешь?

- Охотиться!  – он гордо отстёгивает от ремня и поднимает вверх связку набитых зайцев, штуки 4 не меньше. – Сегодня у нас зайчатина.

Никогда не пробовал зайчатины, но почему-то так её захотелось, с картошечкой.

- Как тебя зовут, хоть? - спрашиваю.

- Малк.

И тут меня пробивает на смех:

- Малк, серьёзно, Малк? Родители по ходу знали, что ты не вырастешь. – Тупой юмор – это у меня от отца.

- Родители умерли, когда я был маленький. А кроме того я самый высокий в своей деревне.

- А-а-а, прости, - извиняюсь, и тут меня снова на смех пробивает. Откровенничаю с энписи, вспоминается Сергея Юрьевича Беляков из Нашей Раши, тот тоже с телевизором разговаривал.

- Ладно, можешь оставаться.

- Спасибо вам, спасибо, сэр Овидий, вы так благородны. – Кланяется. Он поднимает глаза, и те округляются, как от испуга. - Сэр Овидий! – Громко кричит он, указывая на телегу.

Я смотрю и вижу то, что заставляет меня смеяться во весь голос.

Гарпия, крепко связанная по «рукам» и ногам, как-то сползла с телеги и попрыгала вперёд по дороге как синичка.

- Стой! Стой! – кричу я ей.

Не останавливается. Я догоняю её и лёгким движением валю на землю.

- Алама-нала-ма… - ворчит она на непонятном языке.

- Говори по-нашему, а то я ничего не понимаю, - обращаюсь к ней.

- Она не может, - подбегает полурослик. – Гарпии редко на двух языках разговаривают.

- И как же их понимать?

- В их языке всего 30 слов. Его выучит даже младенец. Откровенно странно, что вы, такой просвещённый, языком гарпий не владеете.

- Слышь, ты, не умничай, лучше переведи, что она там лепечет.

- Она говорит, что вырвет вам кишки и высушит на солнце.

- Как мило, - поднимаю гарпию на ноги и смотрю ей в глаза. Она опасно клацает зубами. – Укусить может? – интересуюсь у Малка.

- Может, только очень слабо. Зубы у них не такие острые, как когти.

Затаскиваю гарпию на телегу.

- Но-о-о, тупая скотина, - снова толкаю лошадь, которая решила остановиться, пощипать травки.

Малк запрыгивает не телегу и начинает методично свежевать зайцев. Дикое зрелище, но интересное. Заяц на вид та же кошка, а без шкуры вообще не отличишь.

- Может, обед сварим! – как бы невзначай предлагает он.

Честно говоря, я уже и забыл, как голоден. Чувство усталости напрочь подавило голод.

- Мо-ожно! Прррр. – я останавливаю телегу и отпускаю лошадь попастись, она же тоже устала.

Ещё раз проверяю, как привязана гарпия и сажусь на землю, облокотившись об колесо. Срываю соломинку и вставляю её меж зубов. Никогда не понимал, почему другие так делают.

- Может отдать заячьи шкурки гарпии. Она давно не ела. – Предлагает полурослик.

- Мо-о-ожно, - и правда, завёл зверушку – не забывай её кормить, иначе подохнет. Я протягиваю гарпии ободранные шкурки, и наблюдаю, как она впивается в них своими острыми зубками, как довольная вымазывается в заячьей крови, бормоча что-то на своём гарпийском.

- Что с ней делать будем? – спрашиваю Малка, который раздувает костёр.

- Я бы прирезал её прямо здесь, но вам виднее.

- Вот это ты кровожадный. А я как на неё посмотрю – ну школьница школьницей, не хватает только выпускного платья и бантиков. А ты прирезать. Ну не могу я прирезать школьницу, понимаешь?

- Да, понимаю. Просто у меня душа от копоти чёрная, я годами в шахте работал, пока меня не выкупили. А вы светлый. Я, как только вас увидел, сразу понял, что вы светлый человек. Все вокруг тёмные, жадные погружённые в свои шкурные интересы. Но вам это всё безразлично, вы словно с небес свалились.

«Что было, то было», - думаю, а он продолжает:

- Когда вы мне монеты, отобранные у морлока, отдали – я тогда уже понял кто вы такой. И когда вы заговорили на иных языках – всё подтвердилось. А ваша речь об усопшем… да никому не было до него дела, ну погиб и погиб, мало ли народу каждый день погибает. А вы так близко к сердцу приняли его смерть, такие слова сказали. Думаю, его душа возрадовалась и сразу к Богу полетела, минуя страшный суд и чистилище. Мне кажется, вас Бог послал, чтобы мир спасти от меркантильности и жестокости, от грязи и насилия…

«Блаженный какой-то, - думаю я, - надеюсь, он меня не принесет в жертву как-нибудь ночью. Надо бы кинжал далеко не убирать».

- Да будет тебе, будет, чего завёлся, - не выдерживаю я причитаний полурослика. Он замолкает и воцаряется неуютная тишина.