Читаем Овраги полностью

Принялись за следующий вопрос, не менее тягостный: раскулачка Ковалева и Чугуева.

— Давайте решим по-быстрому — и до вечера, — досадливо предложил Роман Гаврилович. — К Ковалеву пойдет Фонарев. Емельян, возьми на подмогу Шишова и Вавкина. Там дело просто. А как с Чугуевым?

Все, кроме Петра, сидели насупившись. Чугуевых жалели. Жалели и шуструю Ритку, и добрую глуховатую тещу, и самого хозяина, словом, всех, кроме упорной жены Федота Федотовича. Опись имущества назначили на сегодня. В тройку вошли Платонов, Пошехонов и Петр. Катерина идти к Федоту Федотовичу отказалась наотрез. Операция его раскулачивания напоминала ей удаление здорового зуба.

В качестве понятого назначили Лукьяна за то, что он вместо двенадцати мешков зерна согласился дать только два.

— Обыскивать будут Пошехонов и Петр, — сердито говорил Роман Гаврилович. — Кроме барахла особо искать зерно… Чего вы все скисли, как мокрые курицы?

— Можно, я отлучусь? — попросила Катерина.

— Сиди! — возразил Емельян. — Выпустим — к благодетелю побежишь. Всю обедню испортишь. Орехова раскулачивали — баба его все тарелки перебила…

— А вы что глядели? — укорил Роман Гаврилович.

— Опешили с непривычки.

— Так вот. Входи и сразу бери власть в свои руки. Любой антагонизм пресекай немедленно. Церемоний не разводить. Раскулачка — законная часть классовой борьбы: если не дашь в морду ты, дадут в морду тебе.

— Вот это верно, — Петр потер руки от удовольствия. — Вот это так правильно…

— И на Чугуева надо свалиться как снег на голову. Внезапно. По этой причине, товарищ Катерина, до прихода тройки являться вам к нему нежелательно.

— Неужто я ему скажу! — обиделась Катерина. — Что вы!

— Он по глазам смекнет. Поглядели бы на себя. Будто кого похоронили. Знаете что, Катерина! Смастерили бы вы нам красные повязки. А то вид у нас, как бы получше сказать, шибко гражданский.

— Давно бы надо сдогадаться, — сказал Петр. — В избе-читальне третий год лозунг про всеобуч висит. Снимем и нарежем. Нацепим повязки на рукава, никто поперек сказать не посмеет. Пошли, Катерина!

— Эва, разбежался, — притормозил Емельян. — Чего тебе с ней ходить? У тебя свои детишки плачут. Давай ключи, я пойду.

У двери кашлянули. Роман Гаврилович обернулся.

В горнице стоял незнакомец в коротком кавалерийском полушубке и с пухлым портфелем под мышкой. Лицо у него было бледное, лобастое, с плотно закрытым безгубым ртом.

Когда он вошел, никто не слышал.

Он взглянул на всех сразу и спросил:

— Заседаете?

— Заседаем, — ответил Роман Гаврилович. — А вы кто такой?

Незнакомец показал, не выпуская из рук, удостоверение так, чтобы видел только Роман Гаврилович.

— Вот оно что! — Роман Гаврилович встал, уважительно поздоровался. — Давно ждем.

Незнакомец подошел к Катерине и, ко всеобщему изумлению, поздоровался с ней за руку.

— Здравствуйте, Юрий Павлович, — Катерина смутилась. — Ну как?

— Продвигаемся, — ответил он загадочно. И, нацелив глаза на Романа Гавриловича, проговорил: — Погуляем?

Было непонятно, спрашивает он или приказывает. Они вышли.

— Это кто? — поинтересовался Емельян.

— Агент, — шепнула Катерина. — Про Игната выпытывал. Пробитый френч показывал.

— Ясно, — сказал Петр.

— Глядите, помалкивайте, — предупредила Катерина. — Я расписку давала молчать. Видать, докопался.

— Узнали, кто Шевырдяева убил? — спросил с печи Митя.

— Помалкивай! — откликнулась Катерина. — Айдате за кумачом.

Они вышли. В доме возникла любимая Митей тишина, приманивающая мечты и возбуждающая воображение. Папа позволил сегодня не ходить в школу. Предстояла большая работа на раскулачке. У Чугуева-кулака отберут все орудия производства, живность, вплоть до собаки, отберут хлев, сарай, овин, конюшню, мебель, посуду, одежду. Не отберут только жену, бабку да Ритку. Дадут смену белья и хлеба на двое суток и увезут.

— Куда все подевались? — послышался голос отца.

— В избу-читальню ушли, — отозвался он с печи.

— Ну и славно. Передохнем малость.

Отец разулся, повесил сушить портянки. Только прилег, вернулась Катерина.

— Придется у вас шить, — сказала она. — В читальне холодно. Агент где?

— Сейчас придет. Про френч рассказал. Пока мы головы ломали, он разыскал того самого жениха, который продал агроному френч Шевырдяева. Жених служит на конном заводе. Берейтор. Выменял он пробитый пулями френч у какого-то «носатого», будучи сильно под мухой. По этой причине надежных сведений о «носатом» дать не сумел. Зато свои галифе, обменянные на френч, описал подробно. И знаете, что за галифе? Не поверите: жокейские галифе малинового цвета с леями желтой кожи.

— Батюшки! — ахнула Катерина. — Неужто Макун?

— Конечно. У Макуна был простреленный френч Шевырдяева, и он обменял френч на галифе. Агент настолько уверен в этом, что не привез берейтора для опознания… В конечном счете ему надо найти не галифе, а убийцу.

— Мне чего-то непонятно.

— Сейчас поймете. Предположим, взяли Макуна. Предъявили ему френч. Где гарантия, что Макун не скажет, что купил этот френч у неизвестного пропойцы?

— Зачем же он тогда к нам приехал?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне