Овраги

— Думаю, затем, чтобы прощупать, какие могли быть у Макуна причины прикончить Шевырдяева. Во всяком случае, он в основном расспрашивал про Макуна. Интересовался семейным положением, привычками. А что я ему мог сказать? Живу здесь без году неделя… Между прочим, обрадовался, что Макун был членом машинного товарищества. Скажите, Катерина, вот что: какие отношения были у Шевырдяева с Чугуевым?

— Как у кошки с собакой. Какие могли быть отношения, когда Игнат донес на товарищество и всех их разогнали.

— Но Шевырдяев тоже был членом товарищества?

— А как же. И у него пай был. Сперва вроде согласно работали, а после пошла промеж них свара. Игнат горой стоял за бедняка, а бедняк больше уважал Чугуева. Чугуев, бывало, Макуна ругал почем зря, даже ударил однажды, а Макун служил Чугуеву верой и правдой, как все равно дворняга.

— Все точно. Агент такую цепочку и тянет: Чугуев не примирился с разгромом своего товарищества, затаил злобу и подговорил Макуна истребить Шевырдяева. Что Макун и исполнил. Выстрелил в спину Шевырдяева из нагана.

— Вы что, смеетесь? — удивилась Катерина. — Какой бы Федот Федотыч кулак ни был, а зла он не помнит. Сядемцы гадали, как он за Любашу с Семеном Ионычем поквитается. В те годы Федот Федотыч в бараний рог Семена скрутить мог. С ним сам председатель сельсовета кланялся. С той поры вот уже семь лет прошло, а он пальцем Семена не тронул. Только что не здоровкается… Агент небось к Макуну пошел?

— К Макуну. Макун для ГПУ сегодня самая лакомая находка. И понятно. До сей поры преступника искали по всей стране. А как попал под ихний прожектор Макун, стало ясно, что Шевырдяев погиб где-то здесь, возле Сядемки. Преступник был уверен, что его не видят и не слышат: всадил три пули и не побег, а принялся снимать с трупа френч. Не исключено, что Шевырдяева прикончили в овраге.

— Вам бы, Роман Гаврилович, не в колхозе, а в Чека работать, — печально пошутила Катерина.

— Почему именно мне? Каждый хороший коммунист — хороший чекист.

— Одно непонятно, — продолжала Катерина. — Зачем Макуну снимать с убитого дырявый френч и возить с собой доказательство своего злодейства. Макун-то хоть и не больно умен, но ведь и не Данилушка.

— Кто знает. Может быть, френч сняли, чтобы затруднить опознание трупа. Может быть, френч Макун где-нибудь нашел или купил. А может быть, Макун и убил. Все может быть.

Дальнейший разговор пришлось прекратить. Вернулся агент. Вид у него был удрученный.

— Не клюет? — спросил Роман Гаврилович.

— Скажите, пожалуйста, — уклонился он от прямого ответа, — это верно, что Макун души не чает в Чугуеве? Это действительно так?

— Всей Сядемке известно — так. Макун, когда вписывался в колхоз, поставил условие: чтобы председателем был Чугуев. Я это слышал собственными ушами.

— Макун мне поведал столько грязных историй про Чугуева, что, если хоть половина — правда, Чугуева надо брать на мушку, — агент направил немигающие глаза на Романа Гавриловича. — Макун не сомневается, что Игнат Шевырдяев погиб по прямому наущению Чугуева.

— Вот так здорово! — воскликнул Роман Гаврилович. — Про галифе вы ему сообщили?

— За кого вы меня принимаете? И я не говорил, и вас, и Катерину Васильевну прошу понять, что мы подходим к критической точке дознания. Любое неаккуратное слово — и все придется начинать сначала. — Агент достал из портфеля масляный пончик. — Когда вы пойдете описывать Чугуева?

— Часа через два.

— Напомните товарищам, чтобы тщательно изучили места, где можно спрятать огнестрельное оружие. Пусть прощупают каждую мелочь, — он откусил пончик. — Недавно у одного господина изъяли Библию с иллюстрациями Доре. Страницы были прорезаны так, что образовали футляр для нагана.

— А наган был?

— Наган был уже в кармане господина.

— А почему именно наган? — спросил Митя с печки.

Воцарилось гробовое молчание.

Агент положил недоеденный пончик на стол и спросил:

— Товарищ Платонов, почему вы не предупредили меня о посторонних лицах?

— Да это не постороннее лицо. Это Митька. А ну, сынок, подойди.

— Сынок или не сынок, значения не имеет. Мы оперативный штаб. Понятно?

— Понятно, — проговорил Митя. — Я только хочу сказать, что все почему-то думают, что Шевырдяева застрелили из нагана…

— Товарищ Платонов, что будем делать?

— Ступай, Митя, прогуляйся, — сказал Роман Гаврилович.

— Что вы! — возразил агент. — Он все слышал.

— Да и нельзя ему во двор выходить, — вмешалась Катерина. — Вона как метет. А у него снова пряжка поломалась.

— Почему вы мне не верите? — обиделся Митя. — Что я, поп Гапон, что ли? Я был звеньевой пионерского отряда. Меня в почетный караул ставили.

— Успокойся, Митя, — агент наставил на него немигающие глаза. — Никто тебя ни в чем не подозревает. Мы понимаем, что ты нам хочешь помочь. Ты все слышал?

— Все слышал.

— Вот в том и дело, — агент доел пончик и вытер пальцы бумажкой.

— Я не пойду на улицу. А только дыры получаются не обязательно от нагана, но и от других вещей, например, от вил… Моего папу тоже вилами протыкали… Скажи ему, папа…