– Лезть в мои личные дела? Ничего страшного! Она была дочерью одного из работников посольства в Лондоне. Очень красивая. Мне двадцать четыре, ей девятнадцать. Но ее родители были католиками из Комайагуа, и очень строгих правил, и они не хотели, чтобы их дочь выходила за методиста. Поэтому ее отправили домой, а я закончил учебу, все это время экономя на всем, чтобы купить себе билет. Я думал, что, когда приеду, мне удастся убедить ее родителей в серьезности моих намерений. Я был готов даже перейти в католичество.
Между обнажившимися корнями кофейного дерева что-то шевелилось.
– И что произошло? – спросил Леонард.
– Когда я сюда приехал, оказалось, что она умерла.
–
– От тифа. Эндемичная форма. И случилось это в тысяча девятьсот сорок девятом году.
Наступила пауза. Что тут можно сказать? Леонард поддел комок земли и принялся разминать его на ладони. Наконец показалось существо длиной в два дюйма, на первый взгляд напоминающее дождевого червя, но синевато-красного цвета, с небольшим утолщением на одном конце тела и щетинками, которое извивалось гораздо энергичнее, чем самый энергичный дождевой червь.
– И тем не менее, – продолжил доктор Уильямс, – я не жалею, что остался. Должен быть кто-то, чтобы помогать этим людям на месте; дистанционное управление здесь не сработает… Ну что, поймали?
Он заговорил нормальным тоном:
– Узнали, что за зверь? Я не нашел ему названия в английских источниках. Конечно, мои книги не для специалистов. По-испански эта штука называется
Одной рукой, пачкая сумку комками грязи, Леонард вытащил пробирку и опустил туда свою добычу. Попытался рассмотреть ее с помощью увеличительного стекла, но не смог – дождь лил как из ведра.
– Мне бы посмотреть на нее где-нибудь под крышей, – пробормотал он.
– Здесь, в деревне, наверняка есть непротекающая крыша, – предположил доктор. – А это то, что этот вредитель делает с растениями?
Уильямс потянул куст кофейного дерева, и тот легко, без всякого сопротивления выскользнул из почвы. Ствол ниже уровня земли был пронизан порами и напоминал губку, а безвольно провисшие листья покрывал слой чего-то липкого.
– Они нападают и на зерновые, и на бобы? – спросил Леонард.
– Нам так и не удалось найти того, что эти твари не едят.
В ямке, оставленной на месте дерева, копошилось пять или шесть этих существ.
– И давно они у вас тут живут?
– Постоянно, – ответил Уильямс. – Но раньше они встречались только в лесу и жили в корнях подлеска. За все первое десятилетие, что я живу в Гуанагуа, я видел с десяток, не больше. Потом местные расчистили этот участок под кофейные деревья, и года два с половиной назад мы получили взрывной рост популяции этих существ. Настоящий бум!
Леонард выпрямился, и ноги его, пребывавшие до этого в напряжении, были ему за это благодарны.
– Нет никаких сомнений, что вы правы и ситуация действительно крайне серьезная, – сказал он. – Я запрошу разрешение на использование сильных инсектицидов, а потом мы…
– Сколько, вы сказали, вы работаете с ассоциацией «Спасем Землю»?
Леонард, прищурившись, посмотрел на доктора, почувствовав, как в нем поднимается необъяснимая волна злости.
– Вы хоть знаете, кому принадлежит эта земля? – сказал доктор. – Это – частные угодья, которыми владеет какой-то урод из правительства, а для таких закон не писан! Они вертят указами и параграфами по своему усмотрению. И земли эти буквально пропитаны инсектицидами.
Со стороны деревни к ним, покачиваясь под дождем, медленно приближались люди, целая толпа – мужчины, женщины, дети. Все худые как скелеты, все в лохмотьях, босые. Некоторые из детей были явно больны пеллагрой, если судить по их вздувшимся животам.
– Этот идиот вылил сюда так много всякой дряни, что
Дефицит
Петронелла Пейдж:
– Привет, Америка! Привет, планета Земля!
Аудитория в студии:
– Привееет! Привееет!!!
Пейдж:
– Итак, сегодня, как и всегда, вы встретитесь с интереснейшими людьми, героями самых горячих последних новостей! Среди прочих мы рады приветствовать в нашей студии Большую Маму Прескотт, чей хит «Человек за сорок» попал нынче в самый центр горячих дебатов по поводу того, что может и что не может быть темой поп-музыки (
Профессор:
– Добрый… простите, привет!
Пейдж: