Озарение

Дана скрылась в ванной комнате, где стала приводить себя в относительный порядок. Собственное отражение в зеркале вызывало отвращение, такое помятое лицо обычно бывает после долгого запоя. Ну, ничего, сейчас она волшебно изменится.

Дана вернулась к гостю, хотя не в самом своем лучшем, но уже в вполне приличном виде. Это она поняла по выражению его лица.

Она села напротив Нефедова.

— Паша, ты чего пришел? Есть дело? — спросила она.

Дана заметила, что ее простой вопрос смутил Нефедова.

— Можно сказать и так, — произнес он. — Я пришел к тебе с деловым предложением.

— И каким же? — Дана одновременно заинтересовалась и насторожилась.

— Сейчас объясню. Хотя это не так-то просто.

— Ты уж постарайся.

— Да, я постараюсь, — кивнул он головой.

Затянувшееся предисловие раздражало Дану. Так это все может затянуться надолго.

— Паша, ты же умеешь говорить ясно и конкретно. Приступай.

— Сначала о твоем творчестве. Точнее, о тех картинах, что сейчас находятся в галерее Гершовича. Я очень внимательно их изучал. Они не твои.

— А чьи же? — удивилась Дана.

— Я не совсем правильно выразился. Не сомневаюсь в твоем авторстве.

— Тогда в чем же дело?

— Они для тебя совершенно не характерны. В них все не твое.

— Но раз я их написала…

— Да, да, — прервал ее Нефедов, — так случается. Иногда художник под влиянием каких-то обстоятельств куда-то прорывается. И получаются у него непривычные для него вещи. Они его, но по большому счету не его.

Дане вдруг стало страшновато от проницательности Нефедова. Ему не откажешь не только в таланте, но и в способности видеть суть вещей. А это, возможно, еще более редкий дар, чем художественное дарование.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Как что, разве непонятно, — удивился Нефедов. — Мне неизвестно, что произошло, как появились эти полотна. Но ты не сможешь продолжать работать в этой стилистике, она не твоя. А Гершовичу нужна именно она.

Дана молчала. Нефедов объяснил все очень ясно и правильно, ей нечего возразить. Она и сама думает точно так же.

— Предположим, Паша, ты прав. Что из этого следует?

— Именно сейчас я и хочу к этому приступить. — Нефедов опустил глаза вниз. — Я знаю, я тебе не нравлюсь, как мужчина. Но ты мне очень нравишься, как женщина. Я постоянно думаю о тебе. Я предлагаю тебе бартер.

— Что?! — изумилась Дана. — Это, в каком смысле?

— Я уже говорил, что тщательно изучил твои картины. Я могу создавать их в таком же стиле. А ты станешь выдавать их за свои. Я уже написал первую. Смотри.

Только сейчас Дана обратила внимания на то, что рядом с Нефедов стоял большой пакет. Он достал из него завернутый холст, развернул его и протянул ей.

Дана моментально поняла, какая эта прекрасная картина. И написана в той самой стилистике, что и ее два полотна. Отличить было практически нереально.

— Ну как? — поинтересовался Нефедов.

— Великолепно, — искренне ответила Дана.

— Я дарю тебе картину, — сказал Нефедов.

— Я не могу ее принять, — отказалась Дана. — Это слишком щедрый подарок. Эта картина стоит приличных денег. Гершович сумеет ее выгодно продать.

— Я тоже так думаю, — согласился Нефедов. — Но я ее ему не отдам, это сделаешь ты от своего имени.

— Ты с ума сошел!

— Нет, я все обдумал.

— И что же ты обдумал?

— Я стану писать такие картины, а ты их будешь выдавать за свои.

— Что же ты за это хочешь?

Нефедов не отвечал, он смотрел куда-то в сторону. Дана проследила за его взглядом, и у нее екнуло сердце. Рядом с ее кроватью лежала упаковка от презервативов, которыми они использовали с Федором. Она совсем забыла о ней и не убрала. Теперь он знает, чем она занималась этой ночью. Ну и пусть, в конце концов, она никого не убила.

— Встречаться с тобой, заниматься любовью. Я все время тебя хочу. Это какое-то наваждение.

— Как часто?

— Часто. А начать прямо сейчас.

Дана снова посмотрела на полотно. Все противилось в ней этому предложению. Ну, не хочет она его, хоть тресни! Но если заключить с ним такой бартер хотя бы на время, пока она не отыщет Юлия, это может решить ее проблему. С другой стороны — это огромный обман. И если он вскроется, она может забыть о том, что художница. Ее никто не будет воспринимать в качестве нее, а только как обманщицу и мошшеницу. Что же делать?

Она посмотрела на Нефедова, он не спускал с нее глаз, ожидая ее вердикта. При этом его лицо было таким напряженным, что Дана даже испугалась, как бы не случилось что-нибудь сейчас с ним.

42

Гершович разглядывал картину так долго, что Дана стала тревожиться за ее судьбу. Уж не обнаружил ли он своим опытным глазом, что не она ее писала. Она не переживет своего разоблачения. И затем она только согласилась на условия Нефедова.

Неожиданно галерист как-то странно встрепенулся и взглянул на Дану. Она увидела, что он сильно взволнован.

— Поздравляю, Дана, скажу честно, не ожидал, что вам удастся сделать такое, — произнес Гершович.

— Вам понравилось, Александр Яковлевич?

— Пока из трех полотен это, безусловно, самое лучшее, хотя и те хороши. Но меня даже радует не это. — Он сделал многозначительную паузу.

— Что же именно?

— Ваш прогресс, быстрый и при этом значительный.