Озерный мальчик

— Этой рухлядью?.. Да просто грех везти ее сюда, в эту новую, чистую квартиру!.. Она здесь весь вид испортит!

— Вовсе она и не рухлядь! — раздраженно сказала Лора. — А старинная, стильная мебель!

Лора была в какой-то степени права — их мебель была действительно красивой, по крайней мере красивее той, которую сейчас можно было купить в магазине. И все-таки она уже обветшала, пооблупилась, почти рассохлась. Радослав чувствовал, как сжималось его сердце, когда грузчики поднимали по широкой лестнице обитые бархатом и плюшем кресла, стулья со сплетенными из соломки сиденьями, темно-красного цвета буфет с резными стеклами. Надо было по крайней мере заново обить свое собственное обветшавшее кресло, канапе, на котором он отдыхал днем. А выцветший чипровский ковер, сломанные вешалки! Вся беда в том, что их сбережения почти иссякли. Даже если взять займ из кассы взаимопомощи, все равно не хватит на все, о чем мечтал Радослав Радев.

На время переезда в новую квартиру Валентина отправили к родителям Лоры. Дедушка был розовощекий приветливый старикан, зимой и летом ходивший в старой соломенной шляпе, с неизменной бабочкой на шее. Но бабушка, его жена, была суровой и мрачной, она постоянно жаловалась на рези в желудке, на запоры, артрит, шипы в суставах, на аллергию — на все что угодно. В сущности, она была здоровущей старухой, невероятной скрягой, и, как все скряги в мире, обладала железным здоровьем. Ничего у нее не болело, ее просто раздражало веселое легкомыслие мужа, отравившего ее жизнь своей дурацкой щедростью. Он и сейчас возмущал старуху, покупая внуку шоколадные конфеты и вафли.

— Дедушка, что бы ты сделал, если бы вдруг стал невидимым? — спросил однажды мальчик.

— Невидимым? Да я и сейчас невидимый.

— Совсем невидимым! — настаивал мальчик. — Как воздух!

— По мне, так лучше уж пусть твоя бабушка станет невидимой! — уклончиво ответил старик.

На следующий день мальчика привели в новую квартиру. Валентин, казалось, не был в особом восторге. Здесь было слишком много пространства и слишком много света в гостиной, что делало ее какой-то пустой и неуютной. Особенно его раздражал голый паркет, блестящий, скользкий и скучный, как лысая голова дедушки. При таком изобильном и беспощадном свете было просто невозможно мечтать — разве что в ванной. Но мальчик не знал, что отец страдает от этой пустоты еще больше. Иногда он видел, как отец, раздраженно ворча, с мрачным видом ходит из угла в угол. Или развалится в каком-нибудь кресле и без всякого интереса уткнется в телевизор. Его терзали какие-то мысли, он строил какие-то планы, но все еще не решался ими поделиться.

И однажды все-таки не выдержал. Дело было поздним вечером. Супруги направились в свою новую спальню, такую же голую и неуютную, как и все остальные помещения.

— Слушай, Лора! — начал Радослав. — Я хочу тебе что-то сказать, но обещай не сердиться.

— Обещаю, — рассеянно пробормотала она.

— Твой отец скопил порядочно деньжат. Не можем ли мы взять у него в долг две-три тысячи?..

— Две-три тысячи? — она удивленно посмотрела на него. — Зачем они тебе?

— Купим ковер в гостиную.

— У нас же есть ковер! Через несколько дней возьму его из химчистки.

— Это не ковер! — раздраженно сказал Радослав. — Это какая-то чипровская тряпка. Вчера вечером я был у Стайновых — их гостиная просто светится. Без настоящего ковра и дом не дом.

— Глупости! Сейчас это уже не современно, — сказала Лора. — Сейчас все стелят синтетические паласы.

— Ты меня не учи! — повысил голос Радославу — Лучше ответь на вопрос. Ты можешь взять у отца деньги?

Лицо жены потемнело.

— В том-то и дело, что деньги на сберкнижке матери.

— Что же из этого?

— Ты сам хорошо знаешь, что взять у нее деньги — все равно что отнять жизнь.

— Они ей и так ни к чему! — презрительно ответил Радослав. — Она никому не нужный паразит.

Лора вдруг побледнела, как полотно, словно вот-вот получит сердечный удар. И все-таки ответила ему с ледяным спокойствием.

— Если уж говорить о паразитах, то я не видела большего паразита, чем ты! И большего ничтожества!

— Я? Ничтожество? — Радослав не верил своим ушам. — Да ты просто дура, спятившая дура! Во всем министерстве нет человека более уважаемого и ценимого, чем я.

— Как же тебя не ценить? — взвилась Лора. — Кто же не ценит своего слугу? Лишь бы был слуга как слуга.

— Ты сама не знаешь, что мелешь! — заорал Радослав Радев.

Так заорал, что почувствовал, как в нем что-то оборвалось. Или, точнее, — что-то в нем сломалось, может быть, позвоночник, все его кости. Он все еще стоял перед ней, багровый и страшный, но чувствовал, что если его чем-нибудь ткнут, послышится только неприятный и тонкий звук, и он свалится на пол, как раздувшийся свиной пузырь.

— Постыдись! — все так же яростно продолжала Лора. — На кого ты похож? Не человек, а какое-то пресмыкающееся. Неужели у тебя нет хоть капли достоинства?