Озеро Черного Дракона

Не разворачивая повозки, солдат подвел буйвола к самой протоке. Животное стало жадно пить воду. Несколько раз оглянувшись по сторонам и, вероятно, убедившись, что поблизости никого нет, марокканец влез в тележку и снял деревянную крышку. В ту же минуту из-под нее показалась голова в белом пробковом шлеме. Сердце Динь учащенно забилось. Конечно, это тот самый человек, который час назад с мешком на голове входил в дом коменданта. Девочка без труда узнала его по неуклюжей, коротконогой фигуре. Вот только бы лицо разглядеть!

Динь, казалось, перестала дышать в своем укрытии. До боли в глазах она всматривалась в вылезшего из бадьи человека, но неизвестный повернулся к ней спиной. К тому иге под густым шатром буйно разросшейся зелени стоял полумрак.

Солдат между тем вошел в воду и, раздвигая заросли, стал что-то разыскивать в них. Лодка! Марокканец молча подтянул ее к топкому берегу. Неизвестный что-то шепнул солдату, одобрительно хлопнул его по плечу и, усевшись в лодку, оттолкнулся веслом от берега. Он так и не повернулся лицом к девочке.

Динь не дождалась, пока солдат с тележкой поднимется в гору. Только отошел он от воды, как девочка неслышно пробралась к своей крошечной лодке, на которой обычно добиралась из деревни в Донг-Тоа, и, соскользнув в нее, поплыла по каналу вслед за неизвестным.

Вокруг было тихо, только неумолчно звенели цикады да иногда в прибрежных зарослях слышался птичий ще-

Пет. Управляемая багром, лодка легко скользила между заросшими кустарником берегами.

Справа из-за зелени показались крыши хижин; запахло дымом, а вот и знакомая луговина, на которой паслось несколько серых круторогих буйволов. Стоя в воде, две женщины в высоко подвернутых штанах полоскали белье, третья на берегу промывала в корзине рис. Вблизи хижины лежали горки золотистой рисовой соломы, сушилось па циновках зерно.

Держась поодаль от неизвестного, Динь ни на минуту не отрывала взгляда от его спины. Вот его лодка завернула на обводный канал и, миновав селение Долга, подплыла к той части обширного помещичьего сада, которая спускается к воде. Динь вовремя остановила свою лодку, продолжая наблюдать из зарослей. Вот неизвестный осмотрелся по сторонам и, оставив на берегу лодку, торопливо стал пробираться через замаскированный в изгороди лаз в помещичий сад. В это время Динь и разглядела наконец лицо неизвестного.

Человек, скрывавшийся под желтой маской, оказался Чинь Ваном — помещиком из селения Долга. ¹³

Нет! — качал головой Кремень.

— Врешь, выведешь!

— Нет, не выведу... Здесь так и подохнете!

— Лх ты, подлая тварь! Предатель!

— Предатоль? — сплюнул кровь мыонг. — Разве я продал свой народ, как ты, Криволапый Шакал?!

Чинь Данг с силой пнул ногой лежащего на земле охотника и отошел в сторону.

Несколько дней блуждания по джунглям сделали Чинь Данга похожим на шелудивого пса: жалкие лохмотья еле прикрывали грязное, в струпьях и волдырях тело, недавно гладкое лицо заострилось, посерело. Только в глазах по-прежнему поблескивал злой, настороженный огонек хищного зверя.

Не лучше Чинь Данга выглядел и Менье. Ни на кого не глядя, погруженный в размышления, майор мрачно шагал по небольшой лесной поляне, на которой ненадолго остановилась небольшая группа солдат, уцелевших после разгрома в Чертовом овраге.

Менье, чуть отодвинув Чинь Данга в сторону, доверительно положил руку на плечо охотника и тихо сказал:

— Послушай, Кремень, что тебе за охота упрямиться, заплатить за это жизнью? Я обещаю тебя хорошо вознаградить, если выведешь нас из джунглей.

Слабая усмешка скользнула по лицу Кремня:

— Я не отступлюсь от своего слова.

— Вот, если не веришь мне, — продолжал Менье, — получай задаток. Пожалуйста, бери! Только согласись — и считай это своим.

И он протянул мыонгу золотые часы, кольцо и серебряный портсигар.

Лицо Кремня осталось безучастным.

— Чужеземец, — сказал он, — ты привык все покупать на золото. Но сердце мыонга не продается...

Менье вскипел, лицо его побагровело.

— Тогда вот что, жалкая тварь, — закричал он: — даю тебе па размышления ровно досять минут! Не одумаешься — тут же пристрелю!

Менье взглянул на часы и отошел к Чинь Дангу.

Вокруг стояла тишина. Деревья, окружавшие поляну, словно застыли в раздумье, а небо над головой было такое знакомое, голубое-голубое... Сердце охотника сдавила глубокая, неизъяснимая грусть. Так не хотелось покидать эту близкую, родную землю!.. В воздухе кружились опавшие листья. Они складывались на земле в толстый, упругий ковер, заглушавший шаги животных. Эти листья, прожив короткую жизнь, уже умерли, а другие в это время рождаются, развертываются, зелепеют.