Озеро Черного Дракона

Ночь была уже на исходе, когда три сампана, нагруженных рисом, тихо заскользили по воде Желтой Протоки. Они плыли каналами на северо-запад, туда, где берега близко подступали к суровым, насторожившимся джунглям.

КЛОД ЛАКРУА

Офицер военной комендатуры — майор с обрюзгшим, лимонного цвета лицом и короткими рыжими усами под крючковатым носом — заглянул в документы лейтенанта и спросил:

— Клод Лакруа?.. Звонили, звопили из штаба. Куда направляетесь?

— В Донг-Тоа, господин майор!

— Что ж, вам повезло. Завтра утром отсюда пойдет автоколонна в Чанг-Уен. Это несколько дальше Донг-Тоа, но вам по пути.

Майор внимательно оглядел стоявшего перед ним высокого худощавого офицера со смуглым строгим лицом и серьезными светло-серыми глазами.

— Впервые в Индокитае?

— Три дня как приехал.

— Во Франции служили?

— В Тунисе.

Майор сочувственно кивнул головой:

— И сразу в это пекло?

Усмешка слегка тронула тонкие губы лейтенанта.

— Там тоже не холодно.

— Сравнивать Тунис с Индокитаем, хотя и там постреливают, — ото равнять макрель со щукой.

Лакруа улыбнулся.

— Клянусь богом, — доверительно понизил голос майор, — куда угодно сбежал бы отсюда, даже в дьявольскую преисподнюю!

В глазах лейтенанта блеснула наемопУка.

— Неужели и в комендатуре Ханоя жарко?

Майор укоризненно покачал головой:

— На фронте хотя бы знаешь, откуда ждать врага, а здесь ходишь да оглядываешься. Из любой подворотни, с крыши, из окна тебя может настигнуть пуля.

— Война...

— А ночью по городу не ходи — наверняка ухлопают.

Колонна автомашин, с которой ехал Лакруа, тронулась в путь на рассвете. Улицы Ханоя были безлюдны, прохожие попадались редко, и преимущественно военные. Лакруа, устроившийся на ящиках в кузове одного из студебеккеров, с интересом оглядывал незнакомый город.

Машины миновали центральные кварталы с красивыми особняками и старыми темными платанами, окаймлявшими улицы, и свернули на окраину. На перекрестке мелькнули железобетонный колпак дзота и трое солдат с темно-коричневыми лицами и черными бородами. Лакруа сразу узнал в них марокканцев. Как далеко от родины забросила их судьба! Он вспомнил Северную Африку, мрачные пески пустыни, серые стены сторожевого французского поста Аль-Альбайэн, где он провел четыре года и едва избежал военного суда.

Произошло это так.

Во время офицерской пирушки все участвовавшие в ней недвусмысленно поругивали своего коменданта майора Жермена. Осуждали за подлость, жестокость, лицемерие. Как раз за день до этой пирушки отряд солдат, возглавляемый Жерменом, сжег туземное селение и перебил значительную часть его жителей, якобы виновных в исчезновении двух французских солдат. Но вот в разгар пирушки в комнату вошел Жормен, и один из офицеров предложил тост за его здоровье. Вся кровь бросилась тогда в голову Лакруа. Он с силой бросил свой бокал и воскликнул, что он солдат и не будет пить за здоровье убийцы.

.Что за шум тогда поднялся! А как возмущались им офицеры, только педавно осуждавшие Жермена!.. Трусы! А впрочем, и сам он, Клод Лакруа, оказался не столь уж храбрым. Вспомнить хотя бы его беседу с полковником:

«Вы, наверно, были тогда чрезмерно пьяны, господин лейтенант?»

«Даже слишком!»

Ведь не хватило же у пего мужества сказать, что on считает подлостью так расправляться с населением и слова, которые он, Лакруа, кинул в лицо Жермену, справедливыми. Нет, он этого не сделал!..

Разговор спутников отвлек Лакруа от воспоминаний.

Вместе с ним в кузове ехали трое офицеров, возвращавшихся из командировок, и француз-коммерсант Жюльен, снабжавший товарами гарнизон Чанг-Уена. Он прожил в Индокитае свыше двадцати пяти лет и сейчас рассказывал попутчикам о достопримечательностях Ханоя.

— Вот буддийский храм Двух Сестер, — указал он на полуразвалившееся здание.

На одной из стен храма можно было различить барсль-оф, изображающий оскалившего зубы тигра, возносящегося к небу дракона, слона, попирающего змею, и аиста с цветами лотоса в клюве.

— Как гласит легенда, — рассказывал он, — зти две сестры еще в сороковом году первого века нашей эры подняли народное восстание против вторгнувшихся в их страну чужеземцев.

— Старая рухлядь! — усмехнулся сидевший у борта капитан с острым, птичьим лицом. — Но говорят, что кое-кто поживился здесь золотом. Не слышали, господин Жюльен?

Коммерсант, задымив черешпевой с нефритовым наконечником трубкой, утвердительно кивнул головой.

— В храме было много золотых статуэток Будды, — доверительно подмигнул он капитану. — И поэтому первые из ваших коллег, которым посчастливилось прибыть сюда, взяли их себе на память.

— Действительно, счастливчики! — сказал капитан. — Жаль, что не оставили на пашу долю сувениров.

В разговор включился сутуловатый майор с тяжелым, неподвижным взглядом.

— А разве мало сувениров, капитан, осталось и для нас в этой стране? По-моему, москитов, пиявок, тропической лихорадки и другой подобной прелести предоставлено нам здесь в неограниченном количестве.

Спутники Лакруа рассмеялись.