— Нет, не ошибаюсь. Это его череп. Волосы уже тогда начали выпадать. У него очень запоминающийся череп. Лоб идет прямо от темени. Такой покатый. И руки. Его руки. Длинные. Смотрите, почти метр, от плеча до дерева.
— Действительно, длинные, — почесал нос генерал.
— Мы его видали, этого верзилу, — сказал Афанасий. — Коля, ты помнишь? Он тебе не напоминает мужика, который требовал у нас «камень»? Тогда… на даче Ирэны…
— Это он и есть. — Николай еще раз внимательно посмотрел на фотографию. — Мы ж тогда решили, что это Жердяй, как его нам обрисовал Павел.
— А толстяка, второго, кто заходил в вагончик к капитану, тут нет? — спросил генерал.
— Вот этот упитанный очень смахивает, — ответил Павел. — Но за достоверность ручаться не могу. Похож, но возможно, не он. Могу ошибиться. Не знаю.
— Хорошо. А это точно Жердяй?
— Да во сне мне его образина снится. Пройди ещё сто лет, а его всё равно узнаю.
Генерал расправил снимок ладонью на столе:
— Вот этот упитанный, как назвал его Павел, начальник тыла объекта. А с длинными руками… никто его не знает. Сын Теребилова назвал должности всех, кто здесь изображен, а длинного ни должность, ни его самого не знает.
— Он и фамилии их назвал? — спросил Туляков.
— К сожалению, нет. Только должности, по рассказам отца. Отец называл и фамилии, но сын не запомнил. Мы восстановили фамилии по должностям. Толстяк носит фамилию Кротов, он действительно интендант. Вот этот начальник тяги Хвостов… А этот долговязый… мистер Х.
Генерал обратился к Павлу:
— Это «Костя-капитан» длинного назвал Жердяем?
— Кличку не я придумал. Её назвал Костя.
Генерал задумался:
— Был там сверхсрочник, прапорщик, макаронник. Мослом его солдаты называли, по фамилии Жердяев. Он одно время занимал должность старшины роты охраны. Недалекий был человек и что самое главное — жестокосердный. И руку прикладывал иногда. Его потом отправили в другую часть на другую должность. Следы его затерялись. Возможно, это и есть Жердяй. Если он служит у Харона в роли заплечных дел мастера, можно предположить, что это и есть тот «Мосёл».
Глава тринадцатая. Эксгумация
Генерал заехал за Туляковым на персональной машине утром, в самом начале рабочего дня. Было пасмурно и прохладно. Временами начинался мелкий дождик, но быстро прекращался. Асфальтовые мостовые матово блестели, и от колёс машин оставались на их поверхности ребристые следы. Кое-где горели не выключенные с приходом утра фонари. Верхние этажи высоток серым силуэтом проступали из плотного тумана, затянувшего небо. В некоторых окнах горел свет, и размытые их пятна жёлтыми огоньками разрывали водянистую пелену.
Кроме Владислава Петровича, в машине на заднем сиденье сидел ещё один человек, как и генерал, тоже в штатской одежде. Был он не стар, с чисто выбритым лицом. Из-под расстёгнутого лёгкого плаща виднелся серый костюм. С белой рубашкой констатировал яркий галстук.
— Николай Васильевич, — представил Тулякову мужчину генерал. — Врач-эксперт. Остальные мои ребята с местной милицией должны быть уже на месте.
Они поехали в сторону Коломны, в окрестностях которой была дача Харона, и где на одном из сельских погостов он был погребён.
— Тихо и чинно похоронен, — сказал генерал, — без литавр и медных труб.
— Он был на пенсии? — спросил Туляков.
— После закрытия объекта его быстро спихнули на пенсию. Даже очередного звания не присвоили. Как был он подполковником, так и остался.
— Квартира у него была в Москве?
— Была. Он её оставил дочери, та прописала мужа, какого-то шоумена из СНГ, втянулась в ночные увеселения, стала употреблять наркотики, квартиру продала, чтобы можно было купить героин, и так окончила дни свои. Харон жил на даче и тоже как-то не по-христиански умер.
— Это как не по-христиански?
— Попал под поезд. Измололо его… Была версия, что сам бросился на рельсы.
— Кто ж тогда под его именем выступает?
— Это и надо выяснить.
— А дача, на которой держали моих друзей, ты выяснил, кому она принадлежит?
— Некоей Ирине Арнольдовне Солимской.
— Мисс Ирэне — протянул Туляков. — Любовнице Харона, или как его…
— Совершенно верно. Дача оформлена на её имя.
— Надо бы её привлечь к этому делу. Раз она любовница Харона, или того, кто пользуется его именем, она должна много знать о нём.
— Не скажи. Что он в постели или в ресторане рассказывал ей о своих разработках?
— Может, она знает какие-то интересные подробности?
— Может быть, но она исчезла, как сон, как утренний туман.
— С пятьюдесятью тясячами долларов?
— Ты только свои считаешь! Харон ей ни в чём не отказывал до последних злосчастных событий, о которых твои друзья мне поведали. Это мы проверили. Так что она могла скрыться в известном направлении, в сторону моря, на песчаный брег какого-нибудь Акапулько, а может, Багамских или даже Подветренных островов.
— Так далеко?
— Я утрирую. Может быть, и так, а может, её пришил какой-то подручный Харона, если он есть.
— За то, что она выдала его пленников?