Озеро призраков

Катерина вздохнула, прошла на кухню, присела на табуретку возле окна. На соседнем участке пенсионер Рогачёв мыл измазанную землёй плёнку, снятую с грядки огурцов, его сноха Вера, телефонистка АТС, полола лук, дальше, за двумя домами, Стребковы красили крышу длинными маховыми кистями. Погода была хорошая, и они торопились управиться до темноты. А Иван убежал по соседским делам…

Сколько она с ним прожила, уже скоро восемнадцать лет будет, а он каким был, таким и остался. Ещё до замужества заметила она у него страсть к механизмам, охоту к разного рода поделкам. Бывало, смеркается, идёт он на встречу с ней, руки держит за спиной, — значит, подарок несёт. Подойдёт развернёт газету, а там лягушка скачущая. Катерина в страхе от неё шарахается, а он смеётся-заливается. Отдаст, а потом новое что-нибудь придумает. Со всего посёлка собирал отслужившие свой век часы для своих поделок. И в починке старых вещей не было ему равных. Теперь навострился на ремонте пианин. У многих дети стали учиться в музыкальных школах, он и взялся по музыке — отладит, настроит. Сладу совсем с ним не стало, только и пропадает у соседей: тому — это, тому — то, благо зовут. Не столько для себя делает, сколько для других.

Правда, ловила иногда себя Катерина на мысли, — может, несправедлива она к мужу: дом у неё не худой, не течёт, с потолка, как говорят, не каплет. Дети обуты, одеты, накормлены, старший учится в ремесленном училище. Может, по-бабьи она это так… Хочется, чтобы в доме было лучше, чем есть на сегодняшний день, но не привяжешь Ивана. Под горячую руку она его ругала, а с него всё как с гуся вода. Другой бы сделал дело в доме — и к стороне, а он… Как-то от рук отбился совсем, всё лето пропадал: машину соседу делал для поливки огорода, на свой дом не смотрел. Пришёл ужинать, попилила она его крепко: «Всё для других, у самого ничего нету, смотри, вон дом разваливается».

Вышел на улицу, вздёрнул голову кверху Иван, посмотрел: ветром деревянный конёк с шиферной крыши сдуло, дождём чердак заливать будет. Да разве он полезет на крышу, когда его ждут с пуском новой машины?!

— На дворе вёдро, — ответил тогда Иван. — Ужотко сделаю.

И ушёл.

— Вот непутёвый, — изводилась Катерина.

Ребятишки были от него без ума: и свои, и чужие. И деревянные самоходы-колесницы для них делал, и коней, и птиц невиданных. Приладит к игрушке колесико-другое, пружинку от часов или резинку закрутит: зверь ходит, конь скачет, птица головой вертит, хвост распускает, — искусные руки, умная голова у Шмонькина.

Катерина иной раз сменит гнев на милость. Стружек Иван настрогал, пол завалил, проволоки накусал. Ещё, не дай Бог, в руку детям вопьётся. Стоит она с тряпкой, так бы и огрела мужа по непутёвой голове, а сама любуется: самоделец у нее Иван, да и только. Повздыхает, повздыхает — уйдёт. Детей надо в школу собирать, форму, ранец меньшому доставать, а Ивану недосуг — пружину хитрую для самовзвода мастерит, — самой надо в город ехать. Вот и сегодня опять убежал из дома, опять его жди поздно вечером. Пока не сделает, не придёт.

А Иван спешит к Велихвостову — пиджак ветром раздувает, торопливо отвечает на приветствия знакомых, — пять мастеров смотрели мотоцикл Серёги, да никто не сумел помочь.

Прибежал к Серёге, запыхался, день летний длинный, да всё равно времени мало. Смена рабочая кончилась, и уж вечер наступает. Пиджачишко скинул, рукава у рубашки закатал и говорит:

— Кажи машину?

Вдвоём с сыном вывел Велихвостов из гаража «ИЖ» с коляской. Походил, потоптался Шмонькин вокруг мотоцикла, тронул ногой рычаг завода — чихнул двигатель, нажал ещё — заработал. Иван нагнулся, присел на корточки, слушает, бровями водит.

— Барахлит, барахлит, Серёга, моторчик. Ну, ничего, мы его счас вылечим.

И начал лечить. Велихвостов только бегал, то за ключом, то за маслицем, то за куском сталистой проволоки.

— Серьёзное что-то? — спросил он в перекуре. — Заменить что нужно? Так мы…

— Не-е. Пустяки. Сподручными средствами справимся… А вообще, Серёга, следить надо. За машиной глаз да глаз нужен. Покормить вовремя, маслица залить, смазать, где полагается, тогда машина будет как часы.

Шёл мимо Витёк Тетерин, шофёр автобазы. Увидел Шмонькина возле гаража, раскрыл руки, словно хотел сгрести в охапку, утащить Ивана.

— А-а, Ванё-ё-ёк! Вот ты где?! А я тебя ищу. И дома у тебя был. Хи-итрая твоя Катерина, не сказала, где ты… Я и у Стёпки побывал, думал, ты там. Да-а, сильную ты ему машину собрал. Я посмотрел, как она огород поливала. И всего-то два колеса да шланги, а вот не допёр бы сам…

Иван закручивает гайку, молчит, вроде не видит Тетерина, а сам затылком слушает.

— Ты знаешь, Ванёк, — продолжает Тетерин, — фотик у сынишки заело, плёнка — ни туда, ни сюда. Тащить в Москву? Посмотри, Ванёк, а?

— Сегодня не пойду, — отмахнулся Иван. — Делов вот… И Катерина ругается: дома не бываю. Не пойду…

— И не надо, не надо идти, — согласился Витёк, поднимая округлые, короткие свои руки, будто сдаваясь. — Зачем? Сам принесу. Не велик фотик.

И Витёк побежал. Не побежал — покатился домой, напевая:

Ой, вы, ребята! Ой, молодцы!..