Озеро Радости

Есть места, которые хорошо выглядят в ярком солнечном свете. Есть места, созданные для туманного утра (к таковым относятся большие деревья, растущие у реки). Есть горные вершины, на которые нужно смотреть только на закате — иначе возненавидишь их за открыточность. Существуют и места, которым к лицу тонуть в сумерках. Они — в одном из них. Беседку обступает лес. Лес обступает вечер. Вечер обступает ночь, подкрадывающаяся с востока. На западе небо алеет.

На столике — два хрустальных фужера и бутылка шампанского Минского завода игристых вин «Шелест бального платья». Рядом, в тарелке, — крупно нарезанные помидоры, огурец и ломанная руками шоколадка «Алеся» с розовой начинкой. В фужерах шевелятся залезшие в них муравьи. Яся молчит. Председатель, у которого от стеснения особенно сильно покраснели уши, возится с шампанским — разрывает фольгу, расплетает проволочное крепление пробки, аккуратно вытягивает ее из горлышка (пробка, в отличие от всего остального в этой бутылке, настоящая). Наконец шампанское выстреливает и проливается на стол кисло пахнущей белой струей. Он подставляет фужеры, и муравьи гибнут в густой пене, похожей на ту, что исторгается огнетушителем в фильмах.

— Ну давай, Яся, выпьем за подвиг нашего народа в Великой Отечественной войне, — поднимает Виктор Павлович свой бокал.

— Может лучше за рост показателей по надоям? — спрашивает Яся и опрокидывает в себя отдающую мылом суспензию из фужера.

Она пьет не потому, что ей хочется белорусского шампанского. Она пьет, так как хочет подыграть ему, чтобы посмотреть, как далеко и в какую сторону зайдет дело.

Виктор Павлович хочет что-то ответить, наверняка это реплика «Ну что ты сразу, так сказать, в атаку?», но его горло занято шампанским, из него исторгается лишь бульканье. Высосав фужер, он закусывает, как и полагается, помидорчиком с огурцом, и галантно протягивает блюдо даме. Дама отказывается.

— Возьми хоть шоколадку! — настаивает кавалер, но Яся пытается удалить трупы утопших муравьев из своего грааля.

Трупы прилипли к хрусталю, и их приходится сковыривать веточкой.

— Мне это место предыдущий председатель показал, — оживленно рассказывает хозяин Малмыг. — Он с Машеровым, как вот я сейчас с тобой рядом, стоял. Петр Миронович приехал плотину открывать, подошел к нему, говорит: «Дай закурить». Он курил много, Машеров-то, а председатель наш…

Яся снова зевает, обнаруживая, что когда долго держишь рот распахнутым, зевок вдыхается в него как-то сам собой.

— Ладно, давай по второй! — предлагает Виктор Павлович Чечуха, снабжает фужеры пеной и уже без тоста опрокидывает пену в себя.

Яся поощрительно молчит. Ей интересно, куда свернет разговор без подвига народа в Великой Отечественной войне и Петра Мироновича Машерова. Собеседник не знает, куда деть руки, достает из кармана выглаженной белой рубашки с коротким рукавом расческу и начинает старательно зачесывать волосы назад. Становится объяснимым, зачем рубашке нужен этот карман. Когда молчание затягивается, он разливает остатки пены по бокалам и выпивает свой в абсолютном молчании. Затем вдруг решительно берет ее руку и смотрит на летящих по коже чаек. Он пытается подобрать нужные слова и спросить в стиле «Romantic Collection. Vol. 3», но ему это не удается. И он выдает короткое:

— Собака тебя, что ли, в детстве покусала?

— Не собака, — вздыхает Яся. — Немецко-фашистские захватчики. Хотели расстрелять за пренебрежение к подвигу советской народа в Великой Отечественной войне. Но в сердце не попали, только руку испортили.

Она все ждет, когда председатель начнет злиться, но он проглатывает ее издевки с невозмутимым выражением на чернявом лице. Руку при этом не отпускает. Затем тянет за собой по тропинке в сторону от беседки. Яся испытывает острый антропологический интерес. Ей не страшно, она уверена, что сможет остановить его на любом из этапов этой брачной игры одной-единственной фразой, верней — фамилией. Они пробираются сквозь орешник, даму едят комары, она отмахивается от них единственной свободной ладонью. Наконец пара оказывается на полянке, которую сумерки красят не меньше, чем красили они беседку с шампанским. Полянка упирается в два дерева, переплетенные друг с другом, как две пряди волос в косе.

— Смотри, Ясенька, — говорит кавалер интимным голосом, — это сосна и береза. Они росли рядом и поняли, что им никак друг без друга. И тогда ствол сосны стал склоняться к стволу березы (председатель, видимо следуя своей тщательно продуманной фантазии, начинает склоняться свежепричесанной шевелюрой в стиле Кайла Маклахлена к ее плечу), и они обнялись (он обнимает ее, тщательно минуя те части Яси, за прикосновение к которым теоретически может последовать пощечина). И когда их тела сплелись и затанцевали, их вершины начали целоваться.

Его губы ползут в сторону Ясиного лица, и тут внутри у нее происходит вспышка.