Озеро Туманов

Рено знал, что его отец умер, бесславно свалившись «в канаву», как выражалась мадам Мари. Точнее, сир Гварвин упал с мостков, переброшенных через пролом в стене. Почему–то именно в тот день мостки оказались сдвинутыми таким образом, что человек, едва ступив на них, тотчас терял равновесие и вместе с досками летел в пропасть. Причина этому осталась невыясненной. Впрочем, следует отдать должное мадам Мари, она не слишком и усердствовала в дознании.

Мари не любила вспоминать тот день. Почему–то при мысли о гибели мужа она ощущала смутную вину, хотя — если вдуматься — никакой вины за нею и не было. Разве что она сама должна была упасть со стены. Ведь это она каждый день ходила по мосткам, направляясь в часовню со своим молитвенником и подушечкой для коленопреклонений!

Но именно тогда что–то ее задержало. Да, так и случилось. К ней пришел доктор, тот смешной коротышка, от которого вечно попахивало то мочой, то болотной тиной, — и завел какой–то бессмысленный разговор. О том, что сын ее здоров и что следует пользоваться хорошим самочувствием, покуда болезни не настигли и не одолели.

Поэтому–то Мари и не появилась возле часовни в свое обычное время. А когда подошла, то увидела страшную картину: под стеной на камнях, забрызганных кровью, лежал ее муж, сир Гварвин. Она сразу узнала его по одежде и по тому особенному повороту головы, который был памятен ей по первым месяцам их брака, когда они еще спали вместе.

Отсюда, сверху, картина казалась сильно уменьшенной и оттого нереальной. Даме Мари подумалось, что она видит все это во сне. Но нет, Гварвин был настоящий. И мертвый. Слишком много крови. Наверное, вся кровь, что в нем была, вытекла теперь на камни и впиталась в землю Керморвана.

Мари долго стояла, глядя на него и чувствуя, как пустота в ее душе ширится. Прежде она считала, что ее душа и без того пуста — ведь с тех пор, как Гварвин стал бросать ее, уходя то в город для болтовни с Толстухой Фаншон, то в замок Керуль для пьяного загула и прочих достойных мужчины развлечений, — с тех самых пор любовь Мари умерла.

Наверное, так чувствует себя человек, который полагал, что убил собаку, — ан нет, наутро пес все–таки ожил и оскалил зубы, так что возникла надобность добить несчастную тварь последним ударом.

И Мари, рассматривая мертвое тело мужа, изо всех сил добивала свою недобитую любовь…

Она раскрыла молитвенник и с интересом прочитала пару строк. Странно устроены слова молитвы: они не наполняют пустую душу. Соскальзывают и падают в никуда.

Она покачала головой. Надо бы закричать, заплакать. Но она не могла.

И мысли в ее голове побежали дальше.

Почему рухнули вниз доски? Не потому ли, что некто передвинул их на самый край? А если так, то кто был истинной целью этого покушения? Не сама ли мадам Мари? Ведь никто, кроме нее, не посещал часовню с такой похвальной частотой…

Но коли так, то что же делал здесь сир Гварвин? Что заставило его побежать к часовне и ступить на мостки, да еще так безоглядно?

Вот этого мадам Мари никогда не узнала.

Похоронив Гварвина, она превратилась в примерную вдовицу. Наконец–то она обрела свое место в мире. Ибо для всякой женщины заранее приготовлена своя роль, согласно ее наклонностям и особенностям нрава. Есть, к примеру, женщины, предназначенные для того, чтобы производить на свет одного ребенка за другим. Есть женщины–подруги, которые всему на свете предпочитают общество своего мужа. Есть беспутные женщины, которым всегда мало одного мужчины. Наконец, существуют прирожденные девственницы, обделенные плотскими желаниями.

Мари де Керморван была рождена для того, чтобы овдоветь. Роль вдовы подходила ей лучше, чем какая–либо другая, и она с удовольствием принялась за дело.

Все ее одеяния были теперь только черного цвета и напоминали бы монашеские, если бы не туго обтянутая талия и хорошо обрисованная одеждой девическая грудь. Лицо мадам Мари обрело восковую бледность, и на нем застыло скорбное выражение. Голос звучал тихо, пальцы перебирали четки.

Такой с самого раннего детства видел ее Рено. Он всегда знал, что никогда не поднимется до таких высот благочестия, как его мать — практически святая женщина.

— Моя вечная обязанность — молиться за его душу, — говорила она тихим, смиренным голосом и опускала глаза. — Боже! У моего супруга, боюсь, была слишком беспокойная душа, и земные дела чересчур занимали его, так что он частенько забывал о своем Создателе. И что же? Бог прибрал его без покаяния, без должного приготовления! Это ли не достойная кара за жизнь, прожитую в суете? И вот теперь у него осталась единственная надежда выйти из того темного места, куда он, без сомнений, помещен: мои неустанные молитвы!

Одно время Рено пытался подражать ей. Постоянно восклицал: «О Бог!» — и закатывал глаза. Но мадам Мари отругала его за это, потому что поминать святое имя всуе было верхом неблагочестия. И напрасно Рено пытался возражать и уверял, что произносил это имя вовсе не всуе, а вполне искренне.