Ожерелье для моей Серминаз

Сколько я ее помню, она не меняется, и кажется, что такой она была от рождения. Я всегда остерегался ее, а если один раз и забрался к ней во двор за яблоками, так от этого хуже всех было именно мне. Ребята постарше уговорили меня нарвать им кислых, как уксус, зеленых, совсем незрелых яблок с ее яблони и подарили за это глиняный свисток, который издавал настоящую милицейскую трель. На что только не пойдет мальчишка, чтобы получить такой свисток! В оправдание я могу привести случай с человеком совсем уже взрослым, моим другом Хаджи. Однажды он, выступая на собрании, рассказал о бесчестных поступках одного влиятельного человека, окруженного к тому же многочисленной родней. И то ли кто-то пригрозил Хаджи, то ли он сам спохватился, что ему могут отомстить, но он явился в милицию и попросил оружие для самозащиты. Только ему вручили не пистолет, как он надеялся, а... свисток. Мол, если на тебя совершат нападение, свистни — и помощь подойдет! Вот ведь какое настало время — пистолет заменяют свистком!

Теперь вы понимаете, что ради такого подарка я готов был залезть и в собственный сад! Но если ребятам захотелось яблок Мицадай, пусть будет так. Получив свисток, я забрался на яблоню и начал набивать за пазуху эту кислятину. Вдруг скрипнули ворота, и во двор вошла Мицадай. Со страху я упал с дерева, резинка на трусах у меня лопнула, и яблоки раскатились по двору.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Мицадай, подходя ко мне со своей неизменной суковатой палкой.

— Видишь, бабушка Мицадай, добро пропадает,— нашелся я, показывая на рассыпанные яблоки. — Хочу собрать их и прицепить обратно на яблоню.

Увы, мои слова не возымели действия! Старуха приближалась с самым грозным видом. Тогда я бросился бежать, надеясь перескочить каменный забор раньше, чем меня настигнет ее посох. Но пока я карабкался на забор, Мицадай нагнала меня и зацепила мои трусы рукояткой палки. Через забор я все же перевалился, но в каком виде!

Ребята, ожидавшие меня на улице, стали требовать яблок. Когда же я объяснил, что случилось, велели вернуть свисток. Но и свистка не оказалось — он, видно, выпал, когда я летел с яблони. Все кончилось дракой, в которой мне разорвали майку.

Вернулся я домой в чем родился, а там уж мне досталось от матери. Когда же Мицадай распространила слух, будто я обобрал всю ее яблоню, мне попало еще и от дяди Даян-Дулдурума...

Так что вряд ли кто-нибудь лучше меня знает старуху Мицадай.

Но уж так повелось, что порой в нашем ауле, похожем на высочайший в мире небоскреб, происходят самые странные вещи. Аул наш поднимается амфитеатром от ущелья, в котором находится пещера святого Али, по склону скалистой горы Ака, а на вершине увенчан древней зирехгеранской круглой башней, называемой Крепость Кунака. Святой Али прославился тем, что, сидя в своей пещере, вопреки строжайшим запретам белого царя, в особых формочках отливал из обыкновенной меди «золотые» пятерки и десятки, так что одного медного подноса ему хватало на целое состояние. Но сам он жил как все аульчане, потому что, обменяв свои монеты на настоящие, тут же раздавал их беднякам, помогал строить мосты и дороги, чистить родники и колодцы, даже привез в Кубачи откуда-то, чуть ли не из Германии, тысячепудовую механическую мельницу, огромные детали которой, покрытые ржавчиной, до сих пор стоят неподалеку от пекарни.

На небоскреб наш аул похож потому, что крыши самых нижних саклей служат балконом-террасой для следующего ряда жилищ, и так гигантской лестницей, в которой не менее трехсот ступеней, он поднимается к Крепости Кунака. Правда, в этой лестнице за последние десять — двадцать лет образовались пробоины, так как некоторые сакли разрушены: иные жители аула переехали в город, другие переселились на просторное плато, где можно не только построить саклю, но и разбить перед нею палисадник.

И мне думается, что именно благодаря такому расположению в нашем прекрасном и величественном ауле случаются не без участия человека самые странные происшествия. Если в нижнем квартале распространится слух, что некая женщина счастливо разрешилась от бремени, подарив мужу сына, то до верхней «ступени» аула эта весть дойдет в таком виде, что люди спустятся оттуда с хмурыми и мрачными лицами, бормоча отрывки заупокойной молитвы, а недоумевающим родителям скажут, что им сообщили, будто скончался отец новорожденного. Если в средней части аула какой-нибудь златокузнец смастерит необыкновенной гармонии и красоты узкогорлый серебряный кувшинчик для прославленного дагестанского коньяка марки «Черный тур», то верхние жители услышат, будто мастер превратился в беспробудного пьяницу, а нижние — что он в погоне за оригинальностью смастерил котел без дна.

Казалось бы, зная все эти странности эфира, я мог остаться совершенно хладнокровным к выдумкам и басням о Серминаз. Но сердцу не прикажешь, особенно когда языки чернят самое святое для тебя существо. Да, не сегодня сказано: «Стальная стрела попадает в тебя, оловянная — в соседа».