Ожерелье голубки. Райский сад ассасинов

Когда Орландо поздно вечером спустился в зал, Каим стоял возле мертвого. Казалось, он разговаривал с ним.

«Существует жизнь после смерти?» – подумал Орландо.

И Каим, как бы отгадав его мысль, отозвался:

‑ Как зародыш в теле матери уже причастен к жизни, так и в умершем еще теплится жизнь. Потому что жизнь пробуждается постепенно, она медленно зреет, и так же уходит. Вместе с замирающим дыханием гаснет и наше зрение, но остаются другие ощущения. Еще часы после остановки сердца человек может видеть. Все древние народы знали: траурный плач – это последняя реальная связь с ушедшим.

Орландо спросил:

‑ Вы думаете, мертвый понимает нас?

‑ Его сознание погасло. Он воспринимает нас органами чувств, как слушают музыку. Восприятие. Само слово говорит за себя. Восприятие может быть яснее, чем бодрствующий разум.

Каим коснулся висков мертвого и прошептал:

‑ Взгляни на него. В нем еще остается жизнь. Волосы и ногти продолжают расти, словно ничего не произошло. Скоро погаснет и эта свойственная растениям форма жизненной силы. В конце навсегда догорит последняя искра жизни. Это может длиться не один день. И тогда останутся только совершенные дела.

Орландо спросил:

‑ Как же можно карать за богохульство, если Бога нет?

Каим ответил:

‑ Какое отношение к этому имеет Бог? Шахна нарушил божественный порядок. А этот порядок действительно божественный, потому что только один он возвышает нас над другими живыми существами. Человек, который выбивается из этого порядка, опускается на уровень животных, потому что следует природному, прочно установленному порядку своего вида. Сокол знает, как строить гнездо. Почтовый голубь находит правильную дорогу. Овца ведает законы стада. Человек же нуждается в заповедях. Я сам подчиняюсь этому порядку. Ему я пожертвовал своих сыновей. Его соблюдение определяет цену общества. По этой причине в раю необходимо больше запретов, нежели в аду.

* * *

В большой башенной зале над палатином магистр собрал двенадцать мудрецов Ордена.

‑ Случилось ужасное, – сказал он. – Mus micro‑tus, Землеройка, наш лучший агент, мертв. Кто бы ни были убийцы, они хотели вырвать у жертвы тайну, которая была для них чрезвычайно важна, иначе они не действовали бы так жестоко.

‑ Как? – спросил старый Жирак.

‑ Они закопали его стоймя, как дерево, тахс что из земли торчала только его голова. Сверху они поставили железное ведро и выпустили голодную крысу. Она выгрызала плоть с его лица, пока он оставался в сознании.

‑ Что вы говорите? Вы хотите сказать…

‑ Да Когда его нашли, крыса объела его до костей: нос, губы, веки, уши.

‑ Прекратите! Меня тошнит.

‑ Мы должны предположить, исходя из такой дьявольской пытки, что брат Бенедикт выдал все, что хотели узнать мучители.

‑ И что это было?

‑ В поисках мотива для убийства герцога Людовика брат Бенедикт вышел на верный след. Конечно, он был почти у цели. Наш противник теперь знает, что мы послали близнеца в Аламут, что их перебежчик в действительности наш агент.

‑ Тогда жизнь Орландо не стоит и гроша.

‑ Мы должны предупредить его – немедленно!

‑ Мы предупредим его.

* * *

Свечи тускло освещали помещение, воздух был обременен тяжелым ароматом мускуса и сандалового дерева. Они вместе купались и втирали масло в тело. Теперь они сидели, сплетясь ногами, обнаженные, на шелковом ковре, пили вино, с подмешанным в него возбуждающим растительным экстрактом. Воздух, казалось, вибрировал. Хизуран тяжело дышала. Ее пышная грудь поднималась и опускалась. Она тихо стонала, когда Орландо касался ее. Ее глаза закатились в экстазе, голова откинулась назад, когда Орландо вошел в нее. Сильная волна счастья охватила ее. Сладострастие было написано на ее лице.

Аиша смотрела на нее похотливо и робко. Ее желание было разбужено, возбужденное похотливостью других. Орландо вдруг повернулся к ней. Страстный зов другой плоти! Дыхание вожделения на молочно‑белой коже!

‑ Иди, маленькая жемчужина, дай поцеловать тебя. Я хочу тебя понюхать, попробовать на вкус. Я люблю солоноватый вкус твоей кожи. На каждом месте тела кожа имеет собственный вкус. Я люблю звуки твоего тела, похотливое чавканье твоего лона, прожорливого, впитывающего, сладкого… ожерелье голубки!…

Все ее тело, казалось, раскрылось – поток, пламя, крик!

‑ Почему она кричит так ужасно! – спросил Орландо. – Я делаю ей больно?

‑ Нет, наоборот, – рассмеялась Сайда. – Скрытые покрывалом и запертые за решетку, мы раскованны на любовном ложе как Харматанн – горячий песчаный самум Сахары. Ты слышал о Аише бин Талхе? Внучка первого халифа была не только удивительно красива, но и известна своей доступностью. Аль‑Исфахани сообщает о ней, что во время любовного акта она вела себя так похотливо, что ее любовные крики проникали за все стены. Порицаемая одной благородной дамой за то, что несмотря на свое высокое положение могла позволить себе так распуститься, она ответила: «Женщина должна сообщать своему мужчине обо всем, что чувствует. И клянусь Аллахом, я чувствую очень многое!»

‑ Ничего подобного я еще не слышал, – сказал Орландо.