Ожерелье королевы

– Ну что ж, – деланным тоном заметил банкомет, – мне кажется, если он и проигрался, то не дотла, и если изменил своим законным друзьям, то не окончательно. Не желаете ли попонтировать, дорогой шевалье?

– Благодарю, – сухо ответил Босир. – Поскольку каждый хранит то, что у него есть, я поступаю так же.

– Кой черт! Что ты хочешь этим сказать? – шепнул ему на ухо один из игроков.

– Сейчас мы объяснимся.

– Сыграйте же, – продолжал настаивать банкомет.

– Поставьте всего один луидор, – предложила дама, поглаживая Босира по плечу в надежде подобраться поближе к карману.

– Я играю только на миллионы, – дерзостно объявил Босир, – и, по правде сказать, не понимаю, почему здесь в игре идут какие-то жалите луидоры? На миллионы! Да, господа с улицы По-де-Фер, раз уж дело идет о миллионах, хотя этого никто не подозревает, к черту ставки в один луидор! Миллионеры играют на миллионы!

Босир в это время был охвачен таким возбуждением, какое вынуждает человека переступать границы здравого смысла. Его одушевлял хмель, куда более опасный, чем от вина. Вдруг сзади кто-то пнул его по ногам, и достаточно чувствительно, чтобы Босир прервался.

Обернувшись, он узрел широкую смуглую физиономию, чопорную и замкнутую, и два черных глаза, сверкающих, как раскаленные угли.

На гневный жест Босира эта странная личность ответила церемонным поклоном и взглядом, острым, как рапира.

– Португалец! – пробормотал Босир, ошеломленный поклоном, которым его приветствовал человек, только что отвесивший такого тумака.

– Португалец! – загомонили дамы, тут же покинувшие Босира и запорхавшие вокруг нового пришельца.

Надо сказать, этот Португалец был любимчиком дам, которым он под предлогом, что не говорит по-французски, неизменно таскал всевозможные лакомства, заворачивая их иногда в кассовые билеты достоинством в пятьдесят или шестьдесят ливров.

Босир знал, что Португалец является одним из компаньонов. Он неизменно проигрывал завсегдатаям игорного дома. Его недельной ставкой были сто луидоров, и завсегдатаи с завидной регулярностью выигрывали у него эту сотню.

В компании он служил наживкой. Покуда он позволял выщипывать у себя сто золоченых перышек, остальные компаньоны ощипывали одураченных игроков.

Итак, у компаньонов Португалец шел как человек крайне полезный, а у завсегдатаев – как весьма приятный. Босир относился к нему с молчаливым уважением, какое питаешь к неизвестному, хотя туда подмешивалась известная доля недоверия.

И вот, получив от Португальца удар ногой по икрам, Босир решил пока смириться, замолчал и сел.

Португалец тоже сел за игорный стол, выложил двадцать луидоров и после двадцати ставок – а во времени его сопротивление заняло всего четверть часа – был избавлен от этих двадцати луидоров шестью алчущими понтерами, которые даже перестали обращать внимание на то, что банкомет и его подручные, постукивая ногтями по столу, подают друг другу сигналы.

Часы пробили три ночи, Босир допил стакан пива.

Вошли два лакея, банкомет сбросил лежащие возле него деньги в потайной ящик стола, поскольку устав сообщества нес отпечаток столь высокого доверия сочленов друг к другу, что категорически запрещал одному из них распоряжаться всеми фондами компании.

Поэтому в конце заседания полагалось сбрасывать деньги через маленькую прорезь в потайной ящик стола, а в постскриптуме к этому пункту устава добавлялось, что банкомету запрещается носить длинные манжеты, а также что он не должен иметь при себе деньги.

Это означало, что ему не дозволяется прибрать в рукава десятка два луидоров из выигрыша и что сообщество оставляет за собой право обыскать его, дабы изъять золото, ежели он сумеет переправить таковое себе в карманы.

Лакеи принесли членам кружка плащи, накидки и шпаги; некоторые из удачливых игроков предложили руку дамам, неудачливые усаживались в портшезы, бывшие еще в моде в этих тихих кварталах, и в игорном зале настала ночь.

Босир тоже сделал вид, что запахивается в домино, словно собираясь совершить путешествие в вечность, однако не стал спускаться со второго этажа, и дверь закрылась; когда же фиакры, портшезы и пешеходы растаяли в темноте, он возвратился в зал, где собрались все двенадцать компаньонов.

– Теперь мы можем объясниться, – заявил Босир.

– Зажгите свою лампу и не кричите так, – холодно объявил ему, причем на неплохом французском языке, Португалец, зажигая одну из свечей, стоящих на столе.

Босир что-то пробормотал, но никто не обратил на это внимания; Португалец уселся на место банкомета, остальные компаньоны проверили, плотно ли закрыты ставни, занавески, двери, и тоже спокойно уселись, положив локти на стол; на всех лицах читалось жадное любопытство.

– Я должен кое-что сообщить, – начал Португалец. – К счастью, я вовремя прибыл, а то у господина де Босира слишком чесался язык.

Босир с трудом сдержал вопль негодования.