Ожерелье королевы

Это была одна из тех закругленных опускающихся Дверей, настоящих монументов из дерева и железа, которые, отворяясь, вырисовывают в глубине, заграждавшейся ими, кабалистический круг, в центре которого персонаж или пейзаж, казалось, оживают под действием колдовских чар.

В самом деле, за этой дверью были ступеньки, ведшие в коридор, плохо освещенный, продуваемый ветром. По другую сторону коридора на мгновение, на одно лишь мгновение, быстрое, как молния, Жанна, поднявшаяся на цыпочки, увидела пространство, вроде небольшой площади; а на этом пространстве – шумную толпу мужчин и женщин со сверкающими глазами.

Но, повторяем, для Жанны это было видением, более мимолетным, нежели один-единственный взгляд; у нее даже не было времени дать себе отчет в том, что же это такое. Перед ней, на плане, куда более близком, чем эта площадь, на верхней ступеньке, появились три человека.

За этими людьми с нижних ступенек поднялись четыре белых, острых штыка, похожих на зловещие восковые свечи, если бы таковые пожелали осветить эту сцену.

Круглая дверь захлопнулась. Трое мужчин вошли в карцер, где находилась Жанна.

К Жанне обратились прежде, чем ей пришла в голову мысль заговорить самой.

Начал самый молодой. Он был одет в черное. На голове у него была шляпа, в руке он держал бумаги, свернутые наподобие античной скиталы54.

– Сударыня! – заговорил незнакомец. – Вы Жанна де Сен-Реми де Валуа, супруга Мари-Антуана-Никола, графа де ла Мотт?

– Да, сударь, – отвечала Жанна.

– Вы родились в Фонтете двадцать второго июля тысяча семьсот пятьдесят шестого года?

– Да, сударь.

– Вы проживаете в Париже на улице Нев-Сен-Жиль?

– Да, сударь… Но почему вы задаете мне все эти вопросы?

– Сударыня! Я огорчен, что вы меня не узнаете, – я имею честь быть секретарем суда.

– Я вас узнаю.

– В таком случае, сударыня, могу ли я исполнить мои обязанности?

– Одну минуту, сударь. Скажите, пожалуйста, чего от вас требуют ваши обязанности?

– Прочитать вам приговор, вынесенный по вашему делу на заседании тридцать первого мая тысяча семьсот восемьдесят шестого года.

Жанна затрепетала. Она посмотрела вокруг глазами, полными ужаса и недоверия. Мы не без умысла ставим на второе место слово «недоверие», которое может показаться менее сильным, нежели первое. Жанна вздрогнула от ужаса, и глаза ее загорелись от бешенства – два глаза, страшных во мраке.

– На колени, сударыня, прошу вас.

– На колени! – воскликнула Жанна. – На колени! Я!.. Я! Член семейства Валуа – на колени?!

– Таков приказ, сударыня, – с поклоном сказал секретарь суда.

– Сударь! Люди приносят публичное покаяние лишь в соответствии с приговором, присуждающим их к позорному наказанию. А, насколько мне известно, изгнание, по французским законам, не является позорным наказанием?

– Я не сказал вам, сударыня, что вы приговорены к изгнанию, – с печальной многозначительностью возразил секретарь суда.

– В таком случае к чему же я приговорена? – крикнула Жанна.

– Именно это вы и узнаете, когда выслушаете приговор, сударыня, а чтобы его выслушать, вы начнете с того, что станете на колени. Прошу вас.

– Ни за что! Ни за что!

Секретарь суда сделал знак двум мужчинам, и эти двое приблизились так спокойно, словно они были стенобитными орудиями, приземистыми и несокрушимыми, которые устанавливают против крепостных стен во время осады.

Мужчины одной рукой схватили Жанну под мышки и потащили на середину помещения, несмотря на ее крики и вопли.

– Позвольте мне услышать приговор стоя, и я выслушаю его молча, – тяжело дыша, сказала Жанна.

– Всякий раз, как виновного приговаривают к наказанию кнутом, – отвечал секретарь суда, – наказание это, являясь позорным, влечет за собой коленопреклонение.

– Кнут! – завопила Жанна. – Кнут! Ах! Презренный негодяй!.. Кнут, вы сказали?..

Она раскричалась так, что оглушила тюремщика, секретаря суда и обоих подручных, и у них возникло желание укротить ее.

Они бросились на Жанну и повалили ее наземь, но она сопротивлялась. Они хотели заставить ее согнуть колени, но она напрягла все мускулы.

Они разделили обязанности: один из них держал ее ступни, как в тисках; двое других схватили ее за запястье; они кричали секретарю суда:

– Продолжайте, продолжайте читать приговор, господин секретарь, а то мы никогда не кончим с этой бешеной бабой!

– Я не допущу, чтобы мне читали приговор, обрекающий меня на бесчестие! – отбиваясь со сверхчеловеческой силой, кричала Жанна.

Приведя угрозу в исполнение, она заглушила голос секретаря суда такими пронзительными воплями и криками, что не услышала ни единого слова.

Чтение завершилось, и секретарь суда свернул бумаги и сунул их в карман.

Жанна, полагая, что он кончил, умолкла и попыталась собраться с силами, чтобы держаться с этими людьми все так же вызывающе. Ее вопли сменились еще более устрашающим раскатом хохота.

– Приговор будет приведен в исполнение, – безмятежно продолжал секретарь, заканчивая обычную формулу, – на площади, где исполняются приговоры, во Дворе Дворца Правосудия.

– Публично!.. – завопила несчастная. – О-о!..