Ожерелье королевы

— Решительно отказываюсь… Хотя бы мне пришлось оставить здесь свободу и жизнь, я никогда не получал этого ожерелья. И если бы вот тут стояла плаха, а вот здесь — палач, я повторил бы еще раз: «Нет, ваше величество, это расписка не моя!»

— В таком случае, сударь, — слегка побледнев, сказала королева, — это значит, что я вас ограбила. Значит, ваше ожерелье у меня?

Бемер порылся в своем бумажнике, вытащил письмо и протянул королеве…

— Я думаю, ваше величество, — произнес он голосом почтительным, но прерывающимся от волнения, — что если бы вы хотели вернуть мне ожерелье, то не написали бы вот эту расписку.

— Да что это за бумажонка? — вскричала королева. — Я никогда этого не писала! Да разве это мой почерк?

— Но письмо подписано, — возразил уничтоженный Бемер.

— «Мария-Антуанетта Французская»!.. Да вы с ума сошли! Да разве я «Французская»? Разве я не эрцгерцогиня Австрийская? Разве не абсурд, что это написано мною?

Полно, господин Бемер! Это очень грубая работа — передайте вашим подделывателям!

— Моим подделывателям… — едва не потеряв сознание, пролепетал ювелир. — Ваше величество! Вы подозреваете меня, Бемера?

— Вы подозреваете меня, Марию-Антуанетту? — высокомерно произнесла королева.

Бемер вынужден был опереться на кресло; пол под ним заколебался. Бемер вдыхал воздух большими глотками, и багровый апоплексический румянец сменил мертвенную, обморочную бледность.

— Верните мне мою расписку, — сказала королева, — я считаю верной ее, и заберите ваше письмо, подписанное «Антуанеттой Французской» — любой прокурор объяснит вам, чего она стоит.

Вырвав у него из рук расписку, она швырнула ему письмо, повернулась к нему спиной и вышла в соседнюю комнату, оставив несчастного, ничего не понимавшего Бемера наедине с самим собой. Вопреки всякому этикету, он рухнул в кресло.

Придя в себя, он, совершенно оглушенный, выскочил из апартаментов королевы и столкнулся с Босанжем.

С самым плачевным видом они направились к выходу, но им загородил дорогу один из офицеров королевы — она требовала к себе либо одного, либо другого. Пусть читатель вообразит себе их радость и их готовность повиноваться приказу.

Их провели к королеве без всяких задержек.

Глава 17. БЫТЬ КОРОЛЕМ НЕ МОГУ, БЫТЬ ПРИНЦЕМ НЕ УДОСТАИВАЮ; Я — РОАН

Королева, казалось, поджидала их с нетерпением.

— Господа! — увидев ювелиров, начала королева. — Я уже успокоилась. Мне пришла в голову мысль, которая меняет мое отношение к вам. Нет ни малейшего сомнения, что в этом деле мы с вами — и вы, и я — стали жертвами обмана... который для меня уже не тайна.

— Значит, вы, ваше величество, кого-то подозреваете?

— Отвечайте на мои вопросы. Вы говорите, что брильянтов у вас уже нет?

— Уже нет, — ответили оба ювелира.

— Вам нет необходимости знать, кому я отдала их с тем, чтобы передать вам, — это мое дело… Но разве вы не видели... графиню де ла Мотт?

— Простите, ваше величество, мы ее видели…

— И она ничего не передавала вам... от моего имени?

— Нет, ваше величество. Ее сиятельство сказала нам только: «Ждите».

— Ну, а это письмо от меня... кто вам его вручил?

— Это письмо? — переспросил Бемер. — Письмо, которое вы, ваше величество, держите в руках? Его принес нам ночью какой-то неизвестный курьер.

— Пусть пошлют за графиней де ла Мотт, — спокойно сказала королева. — И вы никого не видели? — с той же невозмутимостью продолжала она. — Вы не видели господина де Роана?

— Господина де Роана мы, конечно, видели, он заезжал, чтобы нанести нам ответный визит и узнать…

— Прекрасно! — произнесла королева. — Остановимся на этом. Коль скоро господин кардинал де Роан все еще участвует в этом деле, вы напрасно пришли бы в отчаяние. Я догадываюсь: графиня де ла Мотт, сказав вам: «Ждите», должно быть, хотела… Вы только разыщите господина кардинала и повторите ему то, что сейчас сказали мне. Не теряйте времени и присовокупите, что мне все известно.

— Вы разрешаете нам сообщить вашему величеству его ответ?

— Я узнаю обо всем раньше вас, — сказала королева, — и я же выведу вас из затруднительного положения. Идите!

Она отпустила их. Ею овладела тревога, и она посылала курьера за курьером к графине де ла Мотт.

Мы не станем принимать участие в ее исследованиях и подозрениях. Напротив: мы покинем ее, чтобы получить полную возможность бежать вместе с ювелирами навстречу желанной истине. Кардинал был у себя и с неописуемой яростью читал записочку, которую графиня де ла Мотт прислала ему, как сообщала она, из Версаля. Письмо было суровое: оно отнимало у кардинала всякую надежду. Графиня настаивала на том, чтобы он больше ни о чем не помышлял, запрещала ему появляться в Версале запросто, взывала к его порядочности, требовала, чтобы он не возобновлял связь, «сделавшуюся невозможной».

Перечитав эти слова, кардинал подскочил; он читал их по буквам; казалось, он требовал от бумаги отчета за суровость, с какой ее исписала жестокая рука.

— Она кокетлива, капризна, вероломна! — в отчаянии восклицал он. — О, я отомщу ей!