Ожерелье королевы

— Ваше величество, когда вы провели ночь не в своих апартаментах, я это знал. Хорошо устроена моя полиция, не так ли? В тот день ваше величество ездили к этой даме, на улицу Сен-Клод, в Маре. Но это меня не касается. Когда вы появились у чана Месмера с госпожой де Ламбаль, — а вы туда ездили, я знаю, — то мои агенты видели вас: значит, моя полиция хорошо устроена. Когда вы ездили в Оперу…

Королева с живостью подняла голову.

— Позвольте мне досказать, ваше величество. Я говорю «вы», как то говорил и господин граф д’Артуа. Если деверь ошибается, когда дело идет о наружности его невестки, то тем легче ошибиться моему агенту, получающему жалкое экю в день. Агенту показалось, что он видел вас; он и сказал это. Значит, и на этот раз моя полиция была хороша! Можете ли вы сказать, ваше величество, что мои агенты плохо проследили дело газетчика Рето, которого так славно вздул господин де Шарни?

— Господин де Шарни! — воскликнули в один голос Андре и королева.

— Это случилось совсем недавно, ваше величество, и палочные удары еще не зажили на плечах газетчика. Такого рода приключения были триумфом для господина де Сартина, моего предшественника, когда он остроумно рассказывал о них покойному королю или фаворитке.

— Господин де Шарни имел дело с этим негодяем?

— Я это узнал только через мою полицию, на которую возводят столько обвинений, ваше величество, и вы согласитесь, что этой полиции необходима была некоторая сообразительность, чтобы разведать о дуэли, состоявшейся после этого происшествия.

— Дуэль господина де Шарни! Господин де Шарни дрался! — воскликнула королева.

— С газетчиком? — в волнении спросила Андре.

— О нет, газетчик был так избит, что не смог бы нанести господину де Шарни тот удар шпагой, от которого он потерял сознание в передней вашего величества.

— Ранен! Он ранен! — воскликнула королева. — Ранен! Но когда, как? Вы ошибаетесь, господин де Крон.

— Ах, ваше величество, вы достаточно часто упрекаете меня в этом, чтобы позволить мне не ошибаться хотя бы на этот раз.

— Но ведь он только что был здесь.

— Я это знаю.

— Но я же, — вставила Андре, — заметила, что он страдает.

И она произнесла эти слова таким тоном, в котором королева тотчас же почувствовала враждебность и поспешно обернулась к ней.

Взгляд королевы был похож на ответный удар, который Андре стойко выдержала.

— Что вы говорите? — спросила Мария Антуанетта. — Вы заметили, что господин де Шарни страдает, и не сказали мне этого!

Андре не отвечала. Жанна решила прийти на помощь любимице королевы, которую нужно было расположить к себе.

— Мне также, — вставила она, — показалось, что господин де Шарни с трудом стоял, когда ваше величество оказывали ему честь говорить с ним.

— Да, с трудом, — подтвердила гордая Андре, даже взглядом не поблагодарив графиню.

Господин де Крон, вызванный для допроса, вволю наслаждался наблюдениями над тремя женщинами, из которых ни одна, кроме Жанны, не подумала о том, что рядом с ней стоит начальник полиции.

— А с кем и из-за чего дрался господин де Шарни, сударь? — спросила наконец королева.

Тем временем Андре удалось вернуть себе выдержку.

— С дворянином, который… Но, Боже мой, это теперь совсем неважно… Оба противника в настоящее время находятся в прекрасных отношениях, так как только что разговаривали между собой в присутствии вашего величества.

— При мне… здесь?!

— Именно здесь. Победитель первым вышел отсюда минут пятнадцать тому назад.

— Господин де Таверне! — воскликнула королева, гневно сверкнув глазами.

— Мой брат! — прошептала Андре, упрекая себя, что в своем эгоизме не поняла всего еще раньше.

— Кажется, господин де Шарни дрался именно с господином Филиппом де Таверне, — заметил г-н де Крон.

Королева с силой хлопнула в ладоши, что означало у нее крайнюю вспышку гнева.

— Это неприлично… неприлично… — сказала она. — Как? Переносить в Версаль американские нравы! О нет, я не примирюсь с этим!

Андре опустила голову, г-н де Крон тоже.

— Значит, оттого, что человек рыскал где-то там с господином Лафайетом и Уашентоном, — королева подчеркнуто произнесла эту фамилию на французский манер, — мой двор превратят в арену турниров шестнадцатого столетия! Нет, еще раз нет! Андре, вы должны были знать, что ваш брат дрался.

— Я это только что узнала, ваше величество, — отвечала она.

— А из-за чего он дрался?

— Мы могли бы это спросить у господина де Шарни, который дрался с ним, — отвечала Андре, бледная и со сверкающими глазами.

— Я спрашиваю не о том, что сделал господин де Шарни, — надменно сказала королева, — а о том, что сделал господин Филипп де Таверне.

— Если мой брат дрался на дуэли, — сказала Андре, медленно роняя одно слово за другим, — то, конечно, исполняя свой долг по отношению к вашему величеству.

— Хотите ли вы этим сказать, что господин де Шарни дрался, нарушая этим свой долг по отношению ко мне, мадемуазель де Таверне?

— Я имею честь заметить вашему величеству, — отвечала Андре тем же тоном, — что говорю королеве только о моем брате, а не о ком-либо другом.