Ожерелье королевы

— Вот непростительное коварство, графиня! Если я еду на бал в Оперу, то верьте одному…

— Чему?

— Что я буду так же удивлен, увидев себя там, как и вы, когда ужинали вдвоем с другим мужчиной, а не с вашим мужем.

Жанна поняла, что на это нечего возразить, и только поблагодарила его.

К дверям домика подъехала карета без гербов на дверцах, приняла двух беглецов и крупной рысью понеслась к бульварам.

XXII НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ОПЕРЕ

Опера, этот парижский храм развлечений, сгорела в июне 1781 года.

Двадцать человек погибло под развалинами. И так как это несчастье случалось во второй раз за восемнадцать лет, то постоянное место ее расположения — Пале-Рояль — стало казаться роковым для веселящихся парижан, и королевским ордонансом театр был перемещен в другой квартал, подальше от центра.

Для людей, живших по соседству с ней, театральное здание — целый город, полный холста и некрашеного дерева, картона и красок, — всегда служило источником беспокойства. Целая и невредимая, Опера воспламеняла сердца финансистов и аристократов, в ее залах смешивались люди различных званий и имущественного положения. Но загоревшаяся Опера могла уничтожить целый квартал, даже целый город. Для этого было достаточно одного порыва ветра.

Выбранное для новой Оперы место находилось у ворот Сен-Мартен. Король, озабоченный тем, что его добрый город Париж так долго останется без этого театра, стал грустен, как это бывало всякий раз, когда в город не подвозили зерно или когда цена на хлеб превышала семь су за четыре фунта.

Нужно было видеть, как были выбиты из колеи все старые аристократы, все молодые судейские, все офицеры и все финансисты, не знавшие теперь, на что употребить время после обеда; нужно было видеть, как блуждают по бульварам бесприютные божества — от танцора кордебалета до примадонны.

Чтобы утешить короля, а отчасти и королеву, их величествам представили архитектора г-на Ленуара, который обещал невиданные чудеса.

Этот милейший человек был полон новых планов; он предложил столь совершенную систему вентилируемых коридоров, что в случае пожара никому не грозила опасность задохнуться там от дыма. Он спроектировал восемь больших дверей, не считая пяти больших окон в первом этаже, которые находились так близко от земли, что даже самые трусливые могли выпрыгнуть из них прямо на бульвар, не боясь сломать себе шею.

Взамен дивного зала Моро и живописи Дюрамо г-н Ленуар предлагал здание с фасадом в девяносто шесть футов, выходившим на бульвар. Фасад этот должны были украшать восемь кариатид, опирающихся на столбы; три входные двери; между ними — восемь колонн, покоящихся на цоколе; а вдобавок — барельеф над капителями и балкон с тремя окнами, украшенными архивольтами.

Сцена должна была иметь тридцать шесть футов в ширину, зрительный зал — семьдесят два фута в длину и восемьдесят четыре фута в ширину от одной стены до другой.

Фойе должны были быть украшены зеркалами и отделаны с благородной простотой.

Во всю ширину зала, под оркестром, г-н Ленуар предусмотрел пространство в двенадцать футов для огромного резервуара и двух комплектов насосов, к которым должно было быть приставлено двадцать солдат французской гвардии.

Наконец, в довершение всего, для того чтобы выстроить зрительный зал, архитектор просил семьдесят пять дней и семьдесят пять ночей, и ни одного часа больше или меньше.

Последний пункт показался хвастовством, и над этим первое время очень смеялись. Но король произвел с г-ном Ленуаром расчеты и согласился на все его условия.

Архитектор принялся за работу и сдержал слово. Зал был окончен к назначенному сроку.

Но тогда публика, которая никогда ничем не бывает довольна, рассудила, что зал весь деревянный, а иначе и нельзя было выстроить его так быстро, и что, следовательно, пребывание в новом здании небезопасно. В этот театр, окончания которого все ждали с таким страстным нетерпением, что при постройке его следили чуть ли не за кладкой каждого бревна, — в здание, которое росло на глазах парижан, причем каждый заранее намечал себе в нем место, теперь, когда оно было окончено, никто не захотел войти. Самые отчаянные смельчаки и безумцы взяли билеты на первое представление оперы Пиччинни «Адель из Понтьё», но при этом написали и свои завещания.

Видя это, архитектор в отчаянии обратился к королю, который подал ему блестящий совет.