Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Каждый наш шаг в истории сохранится:
смута безгласная и замолчанная к тому же:
где это было? в Белградском централе? в Спуже? —
на исходе весны, отдавшей все воды губке,
припадая к которой, напиться жаждали наши губы.

«Наши», словно и я проживал там свой каждый день,
не вникая ни в диалектику, ни в прочую дребедень,
ища мучений без боли, словно безумец с граблями —
с никчемностью, всем и вся напоказ выставляемой.

Что я могу — брюзга, своей грыжей подточенный?
Мне довелось увидеть, куда в мракобесные времена
«воронками» свозили тех, кто утратил свои имена:
в гуманную душегубку,
ту, что связала нас в узел — тугой, как узел пупочный.
В той же больничной палате с решетками за окном —
вот они, и другие: Иоаким, бабник когда-то,
ныне увенчанный нимбом безвредного психопата,
готового подписаться и под чужим грехом.
Когда он, в конце концов, догорит дотла,
о нем напомнит лишь копоть на сколе стекла.

Или эти вот два калеки —
единственные книгочеи тюремной библиотеки,
готовые вздернуть, словно на дыбе дубовой,
любого из тех, кто изрек бессмертное слово,
будь то «Записки из мертвого дома»,

или«Съеденные саранчою годы»
(не касаясь шедевров, что были
созданы для народа
маршалом Тито, языковедом Сталиным,
Александром Дюма — как Отцом, так и Сыном,
равно как и не столь бесовские картины —
разведение роз, стеклодувное ремесло и прочее),
которых в нашей библиотеке не водится, впрочем.

Здесь всем всё известно, нас как облупленных знают.
Ладислав поймался не только на чашке чая:
отнюдь, его ведь в сию застойную
форму жизни (Паунда лишь достойную)
привела его склонность к (мозговым) из- и воз-лияниям.

А вот — чудовищное дитя Андреутин.
Когда-то он промышлял торговлей вразнос,
рыцарь-бродяга из книжных грез,
с просроченной регистрацией вартбурга, а попутно —
детский писатель, мастер сказочного ремесла,
которого именно к деткам страсть
и манера, как Кэрролл, им подражать,
похоже, сюда привела.
Избегая друг друга, а тут друг от друга не скрыться,
писатели вдруг узнают: некий конкурс объявлен —
народ нуждается в пьесе, в которой должно говориться
о черногорской

жизни, кипучей, правильной.Что это за байда — лишь теледельцам известно.
Главное — будет приз. Деньги. Уже интересно.