Ожерелье Мадонны. По следам реальных событий

Под рукой — ни единого выходца из Никшича или Ровче,
а мы-то от Монтенегро давно вдали прозябаем,
и все же беремся за творчество,
(пока рука не устанет),
в «реальность» себя погружаем,
Киша в Цетинье вспоминаем,
который, лишь вышел из отроческого тумана
(призрачная фигура, — глянь, ключичную кость
поправ, пережал гортань огромному пеликану…
Многовато на негативе патины собралось).

Но ни Тангейзер, ни Навуходоносор с жесткой складкой у рта,
ни голая Богоматерь со шрамом, партизанская шлюха,
ни виртуозы-певцы, для которых весь мир — суета,
ни старожилы, ни тучки, ни сирены последних деньков — ни черта
не трогает нас в нашем штопоре тугоухом.

Кого же нам вызвать на спиритический спор?
что за младенец родится, какое бельмо нам застелет взор?
Что ни возьми — Святой Себастьян, Киш, смятенье богов —
не уводит за окоемы цитатных оков;
в этой коме пред нами предстала вдруг наша же юность,
наш задор и кураж, одержимость и неразумность,
когда мы, бурля, как Дунай в разлив,
миру бросили вызов,
инфантильности не изжив.

И что, если б все это было поставлено?
Разве к жизни себя готовили мы направленно?

Рухнули стены, комкается бумага.
Лопнули трубы, сочится наружу влага.

Вот мы на палубе пароходика из газеты.
Звезды тускнеют, угасают в небе планеты.
Поздно мы осознали, что видим иное,
вывернутое, подернутое пеленою,
слышим сквозь гул в ушах.

Смерть — всего-то эстрадный жанр, забава для папарацци.
Забвение — лишь одна из поп-артовских инсталляций.

Мы добрались до крайних пределов на карте мира,
до пустынных земель, размеченных транспортиром,
помянем же и упокоим всё это в веках.

Чистые, словно тысячелетний скелет,
обдуваемый солнечным ветром,
стерильны, как лепестки
вишневого цвета,
мы искали порядка — стройного, безупречного,
вроде круга, мелом очерченного, —
мы — идеальный квадрат, который заносят пески.

Но были все наши речи о нескончаемом
одой энергетическим дырам в эдеме,
громовой электрической яме,
откуда слышатся голоса, издаваемые
изгоями и беглецами — то бишь, как раз-то нами,
ведь мы никуда не делись, как те времена,
из камеры-изолятора — вот она!

Здравствуй, Мария, матушка Божья (сдается мне,
это Ты, а вовсе и не луна на сносях огромная),
осияй нам крещение в этом окне,
златых цепей благодати полная!

С кем бы еще побеседовать перед рассветом?

Кто до сих пор ничего не слышал об этом?