Ожерелье Странника

— Вы не должны ослеплять меня, Олаф. Вы не отнимете у меня мое единственное благо — свет дня. Подумайте, что это значит…

— Генерал Олаф знает это достаточно хорошо, — перебил ее Джодд, но я махнул ему рукой, приказывая замолчать, и спросил:

— Скажите мне, госпожа, как я могу поступить иначе? Ведь очевидно, что моя жизнь, жизнь моей жены и моих детей зависит от выполнения этого приказания. Кроме того, не кажется ли вам, что колесо Фортуны и Божьего суда наконец повернулось? — добавил я, показывая ей на пустые впадины под моими бровями, где когда-то были глаза.

— О Олаф! — вскричала она. — Если я вам когда-то и причинила зло, то вы же знаете, это произошло только потому, что я любила вас.

— Благодарю Бога, что Он не послал мне женщину, любящую подобным образом, — вмешался Джодд.

— Олаф, — продолжала она, не обращая на него внимания. — Однажды вы также были близки к тому, чтобы полюбить меня, в тот вечер, когда пытались съесть отравленную фигу, чтобы спасти моего сына, императора. По крайней мере, вы поцеловали меня тогда. Если вы об этом забыли, то я не забыла, Олаф. Разве вы можете ослепить женщину, которую целовали?

— Целуются двое, а ведь мне известно, что его ослепили именно по вашему приказу, — пробормотал Джодд. — Я подверг пытке этих скотов при дворе, тех, кому вы отдали приказ это сделать, и они во всем признались.

— Олаф, я допускаю, что жестоко поступила с вами, допускаю, что намеревалась убить вас. Но верьте мне, это была ревность, и ничто иное. Ревность довела меня до этого. И вскоре я сама убила бы себя, я действительно думала об этом!

— На этом и заканчивайте свои объяснения, — сказал Джодд. — По Коридору Преисподней ходил Олаф, а не вы. И мы нашли его на самом краю пропасти.

— Олаф, после того как я снова вернулась к власти…

— Ослепив собственного сына, вероятно, тоже из ревности, — вновь перебил ее Джодд. — В один прекрасный день вам еще предъявят за это счет.

— …я хорошо обошлась с вами. Узнав, что вы женились на моей сопернице, — а мне постоянно сообщали обо всех ваших делах, — я с тех пор не поднимала против вас руку…

— Да и что мог значить для вас какой-то калека, когда за вами ухаживал сам Карл Великий! — не унимался Джодд.

На этот раз она повернулась к нему, проговорив:

— Твое счастье, варвар, что с некоторых пор Судьба вырвала власть из моих рук! О! Это самая горькая капля в моей чаше! Ведь теперь я, правившая миром, должна терпеть оскорбления от таких, как вы!

— Тогда почему бы вам не выбрать смерть и не покончить со всем этим? — невозмутимо спросил Джодд. — Или же, если вам недостает смелости, почему бы вам не подчиниться приказу императора, как многие подчинялись вашим приказам, вместо того чтобы беспокоить здесь генерала своими мольбами о пощаде? Тогда бы все так хорошо устроилось!

— Джодд, — наконец не выдержал я, — приказываю вам замолчать! Эта дама в нелегком положении. Нападайте на сильных, но не бейте лежачего!

— Вот это слова человека, которого я люблю, — проговорила Ирина. — Какую ошибку совершила Судьба, разделившая нас, Олаф! Если бы вы приняли то, что я вам предлагала, вы и я и теперь бы еще правили миром!

— Возможно, госпожа, но все же, говоря откровенно, я не сожалею о своем выборе. Хотя из-за него не могу больше смотреть на мир…

— Я знаю! Знаю! Это все она, с тем проклятым ожерельем, которое, как я вижу, вы все еще носите, встала между нами и все испортила. И вот теперь я погибла из-за того, что потеряла вас. Да и вы ничто без меня — простой солдат, который пройдет только свой жалкий путь и растворится во всеобщей темноте, не оставив после себя имени. В веках вы останетесь лишь как один из десятка губернаторов маленького острова Лесбоса. Вы, кто мог бы держать в своих руках весь мир и сиять в истории, подобно второму Цезарю! О! Какая дьявольская сила управляла нашими судьбами?! Это она повесила золотые раковины на вашу грудь, я убеждена. Что ж, все это так, и теперь уже ничего не изменишь! Августа, Повелительница Мира, вынуждена умолять человека, отвергнувшего ее и не побоявшегося из-за этого навеки лишиться света и даже собственной жизни. Понимаете ли вы, Олаф, что в этом письме содержится приказ убить меня?

— Точно такой же приказ вы отдали тем, кто ослепил вашего сына, императора Константина, — чуть слышно заметил Джодд.