Ожерелье вечности

Маргус встретил Николая хмуро, видно было, что необходимость выбрать жертву очень расстраивала его — ведь даже самый закоренелый преступник, пока жив, имеет надежду на исправление. Нельзя вершить самосуд, только господь Бог может призвать к жизни и отобрать её. Несколько дней он только и занимался тем, что ходил по городской тюрьме и разговаривал с заключёнными, выясняя, кто, чем дышит, взвешивая и отсеивая кандидатуры. Пока никого он не мог предложить и мучился этим. Николай, видя эти его терзания, предложил другой выход: подвигнуть на то, чтобы принести себя в жертву, кого-то из безнадёжных больных. Маргус обрадовался этому предложению и даже сразу заявил, кто мог бы на это согласиться. На окраине жила бабушка Анна — божий одуванчик, очень добрая и приветливая. Жизнь сложилась так, что она никогда не имела семьи, и старость свою доживала в горьком одиночестве, осложнённом ещё и огнёвкой, — так называли здесь гангрену, поразившую ноги бабули. Ампутировать дальше было уже некуда, и она доживала, можно сказать, последние часы. Когда Маргус и Николай вошли в покосившуюся халупу, бабушка, сдерживая стоны, в полубреду, выслушала их и горячо поддержала, сказав, что сил больше нет терпеть, и она с радостью покинет этот мир раньше, и пусть смерть её послужит людям. Всё ещё под впечатлением этой тяжёлой картины, мужчины вышли на воздух и договорились, что сегодня, дальше откладывать уже нельзя, всё должно решиться. Послав соседок помочь бабуле собраться в последний путь, Маргус отправился организовывать отряд, а Николай — за Лукасом.

Наступил вечер. Как ни отговаривал Николай Маняшу, та всё равно собралась с ними, не слушая никаких увещеваний, что дело будет кровавое и неприглядное. На это Маня заявила, что она не боится крови и не простит себе, если не поможет Николаю. Видя её упорство, Николай предпринял последнюю попытку отговорить её, аргументируя тем, что это он не простит себе, если с ней что-то случится, на что Маня заверила его, что будет о-очень осторожна. Когда они прибыли к воротам, отряд человек из сорока с Маргусом во главе и бабуля на носилках были уже здесь. Маня исполнилась жалости, глядя на изуродованное тело бабушки, не смогла сдержать слёз и бросилась к ней, утешая и благодаря. Бабуля была в сознании, держалась бодро и сказала Мане:

— Не переживай, доченька, я рада, что мучения мои близятся к концу. Знаешь, как говорят, пусть лучше будет ужасный конец, чем ужас без конца. Когда-то я предала свою любовь, уступив условностям и жестокой воле отца. Я сполна заплатила за это, теперь мой путь близится к концу. Знать бы ещё о судьбе моего потерянного любимого, и тогда мне было бы легче посмотреть в глаза смерти.

Маня, утирая слёзы, наклонилась к ней и прошептала на ухо:

— Анна, мы видели его. Он стал монахом и простил Вас. Он посылает Вам своё благословение и просит простить и его.

Старушка от счастья даже зажмурила глаза, громко вздохнула и ответила:

— Спасибо тебе, доброе дитя, за весточку. Я прощаю его, нас развела чужая злая воля. Теперь я готова. Скорей!

Начало темнеть. Открыли ворота и вынесли бабулю на дорогу, навстречу уже ползущим теням. Священник причастил её, все попрощались с ней и отошли к воротам. Не прошло и получаса, как раздался предсмертный крик женщины. На том месте, где её оставили, возник и стал разбухать шар лучистой энергии, в котором проносились видения — то исполненное любви лицо матери, то первая улыбка ребёнка, то радостно смеющийся мужчина, в котором Маня узнала молодого отца Леона, потом всё смешалось, вращаясь и переливаясь, и стало уплывать в сторону. Отряд, рассекая по дороге попадавшихся теневиков, устремился к шару, пытаясь при свете факелов рассмотреть того, кто его перекатывал. За спинами их уже вспыхнула новая сеча, так как воодушевлённые успехом одного из них, теневики пошли в атаку.

Преследуя теневика, отряд уже довольно далеко отошёл от стен города, стараясь не привлекать внимания преследуемого, чтобы он спокойно добрался до места. Да и тот, казалось, ничего и не замечал, торопливо полз вперёд, катя перед собой шар, ловко лавируя среди деревьев. Впереди посветлело, показалась обширная поляна, на которой вповалку лежал сухостой. Теневик вдруг исчез из виду. Люди поспешили к месту его исчезновения и обнаружили неприметную дверцу, ведущую в подземный ход. Она не была заперта и, посовещавшись, Маргус и Николай решили, что всем там делать и нечего. Отобрав с собой человек десять, включая Николая и Маню, Маргус остальным приказал охранять вход, никого чужих не выпускать.

Свод подземелья, казалось, был выжжен огромной струёй пламени, поверхность стен была оплавлена. Судя по всему, ход опускался всё ниже и ниже. Было прохладно. Отблески факелов по стенам и уродливые людские тени создавали игру света и тьмы. Увлёкшись разглядыванием этих теней, Маня вдруг носом упёрлась в спину Николая. Почему- то все остановились. Раздался громкий шёпот Маргуса:

— Всем тихо! Ещё одна дверь. Приготовиться! Что бы ни было, держаться вместе и страховать друг друга!