Ожидаемое забвение

Ни зубов, ни волос, ни потенции,
Белый свет, как разбитый кувшин.
Враз состарилась интеллигенция
Без борений, предвзятых причин.

Корифеи, почетные «зубры»,

Гордость рухнувшей прахом страны.
И размножилась подлая грубость,
Обожравшись лихой белены.

И полезла, поперла нахрапом

Во все сферы житейской среды.
И беспомощно ангел заплакал —
Выси к Господу стали круты.

Затихают деревня и город,

Между ними сорняк и тоска.
Воет зверь, не жалеючи горла.
Повисает провально строка.

«От царя осталась церковь…»

От царя осталась церковь —
Отражение души,
Сохранилась, уцелела
В сельской сумрачной тиши.

Поместил царя я в рамку,

Сам я выстругал ее
На поляне утром ранним,
В росяное забытье.

И не стал я рамку красить,

Пусть березкой пахнет век,
И на мир взирает с лаской
Мудрый русский человек.

«Ты говоришь: «Просторы… даль…»…»

Ты говоришь: «Просторы… даль…»
До слез умильных.
Я говорю: «Тебя мне жаль,
Ты – пленник сильных,
Во власти стольного Кремля
И под прицелом!
Та запредельная земля
В тумане белом.
Она, как призрак, как кино,
Гляди вздыхая,
Не станет ближе все равно,
Она чужая!
Попробуй сунуться – она
Вон еще дальше!
«Моя страна… твоя страна…»
По глотку фальши!
Сколь захотят, дадут пожить
Безмолвно, строго.
Вольны и пулей уложить
Прям у порога.
Не дергайся! Утри слезу,
Не тот, брат, случай!
Сиди и ковыряй в носу.
Так будет лучше».

Горькое воспоминание о братьях

В могиле мать. А мы, четыре брата,
Давненько не встречались. День настал.
И вот принес духовную утрату,
Потом его я с болью вспоминал.
Отрадным чувством сердце не задело,
Не обнявшись радушно, не спросив,
Кто как живет (ведь столько пролетело
Лет заполошных, смутных, непростых!).
Глушили водку сумрачно и жадно,
Как будто бы для этого они
На хутор съехалась, под сенью сада
Пристроились… И, блудные сыны,
Все пили, пили. И сильней пьянели,
Наперебой болтали всякий вздор.
А на калине рядом птахи пели,
Пытаясь повернуть их разговор
В иное русло. Нет, не получилось.
Замолкли разом, в ветках загрустив.
Никто не оказал святую милость,
О матери с душой заговорив,
О сокровенном, истинном, житейском.
Вот вместе… все равно они поврозь,
Для них одна услада: водка, лейся
В стакан и горло! А на лицах – злость!
А полчаса спустя скандал и драка,
Кровь на земле. А тут ходила мать
Когда-то босиком. И я заплакал,
Не в силах их понять и их разнять.
…Сейчас их нет, заядлых алкоголиков.
Как души принял н'a небе Христос?
Василий, Николай и с ними Толик
Пусть там ответят сами на вопрос.

В сумерках