Ожидай странника в день бури

Она промычала нечто невразумительное, но он увидел, что она начала усиленно вспоминать, и какие-то проблески сознания появились на ее поникшем лице.

– Протасов... Протасов?.. Ну да, Альберт Михайлович называл эту фамилию... кажется. Ты знаешь, я уже ни в чем не уверена...

– Я понимаю. Просто вспоминай, и все.

– Ну... – Тина закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти давний эпизод. – Он рассказывал мне про Евлалию, как все мужчины от нее с ума сходили, преследовали, стрелялись, ползали перед ней на коленях, осыпали подарками и драгоценностями... И один из них, известный светский лев Алексей Протасов, блестящий офицер...

– Как ты сказала? Алексей Протасов?

– Боже мой, Сиур, он же умер давно! Даже если он пережил свою красавицу и дотянул до ста лет, все равно он давно мертв. Понимаешь? Давно мертв! Мы живем в двадцать первом веке!

– Успокойся, я знаю, какой сейчас год. И все-таки, что там с этим Протасовым?

– Я уже не помню точно... Кажется, он то ли с ума сошел после ее смерти, то ли заболел... Что-то с венчанием в церкви, – ему родственники присмотрели невесту, чтобы страдалец утешился, так он с церемонии сбежал, и поминай как звали. Невеста в обмороке... родня в ужасе. Скандал... стыд, позор...

– А почему он убежал?

– Призрак ему, видите ли, свечу задул... Не хотела Евлалия, чтобы верный поклонник ей изменил даже после смерти...

– Ты шутишь?..

Глава 44

Влад добросовестно занялся порученным ему делом. С утра не расставался с телефоном. Ребята не подвели, и все, что смогли, узнали.

Дом, в котором проживал покойный антиквар, был построен на месте бывшей боярской усадьбы. Некий боярин сидел близко к самому царю Ивану Грозному. В опричнине, правда, не участвовал, но был лицом, особо приближенным к государю. Боярин сей, окруженный покровом тайны, выполнял разные секретные поручения. Во всех архивных бумагах он проходил по прозвищу «Темный». Возможно, что это и была его фамилия.

Похоже было, что сам царь Иван, который до коликов опасался колдовства, порчи и сглаза, боярина Темного побаивался. Откуда боярин был родом и чем его век завершился, история умалчивает. Усадьбу он соорудил крепкую, добротную, верхние этажи деревянные, а под землей обширные палаты были вырыты и камнем обложены. Жил Темный, не шикуя без надобности, но богатство, по слухам, имел несметное, которое и хранил в оных палатах каменных под землею. Наследники его, не по прямой линии, долго эти самые богатства разыскивали, перерыли все вокруг вдоль и поперек, однако же ничего не нашли. Палаты те, сказывают, были с секретом...

Загадочный боярин не женился, детей не имел, поэтому усадьба переходила из рук в руки, пока не захирела окончательно. К тому же и место пользовалось дурной славой. Слава эта худая пошла еще при жизни самого Темного, который якобы водил своих гостей показывать богатства, да люди эти так под землею и оставались. Раз боярин уехал по царскому поручению, а в усадьбу забрались грабители. Слуги боярские тех злодеев заметили, позволили им проникнуть в заветные подземные палаты, где хранились сокровища, чтобы вернее воров поймать. Да только когда вооруженные дружинники туда ворвались, татей[20] тех уже не было, – сколько их ни искали, все напрасно оказалось. Как сквозь землю провалились!

Хорошая слава на печи лежит, а худая, как известно, по дорожке бежит. Долго никто усадьбу ту не отстраивал, не селился в ней. Дом боярский да хозяйственные постройки растащили по бревнышку, по дощечке. Вход в подземелье завалился, да и забыли о нем.

Спустя многие лета, после пожара Москвы, когда город стали вновь отстраивать, некий обрусевший немецкий барон, любитель мистики и оккультных наук, Вольдемар Штейнгель, приобрел означенную землю и выстроил на ней особняк. Барона посещали члены тайного общества, то ли масоны, то ли еще кто... которые устраивали всякие странные штуки.

Вход в подземелье был обнаружен совершенно случайно, при производстве каких-то работ. Пользовался ли барон подвалом, неизвестно. Человек он был осторожный, опасливый, с кем попало не водился, в дом всех подряд не пускал...

Барон также не имел потомства, посему особняк снова переходил из рук в руки, неоднократно перестраивался. Правда, никто долго им не владел, пока его не приобрели дворяне Протасовы. Подвал они использовали для хранения вин и съестных припасов.

Протасовы были люди хлебосольные, гостеприимные, и жизнь, по московскому обычаю, вели праздную и веселую в сочетании с неторопливым провинциальным укладом и набожностью. Удивительное это сочетание ставило в тупик иностранцев. Вот и французская гувернантка Протасовых отмечала сие «великое удивление» в своих письмах к подруге, служившей в другом дворянском доме.

Над родом Протасовых словно тяготел злой рок, – всех их разметала жестокая судьба: кто умер, кто разорился, кто впал в немилость. Собственно, домом владели уже обедневшие потомки, след которых затерялся на дорогах революции и гражданской войны.