Ожидание

Перед зачетной неделей у Саши случилось неудачное утро, наполненное мелко-будничными, бытовыми, но болезненно ощутимыми неприятностями. Неожиданно сломался фен, вынудив Сашу выйти на улицу с мокрыми волосами – под застылое декабрьское небо, покрытое темной морозной коркой; где-то во дворе, в липком сероватом снегу, потерялись выскользнувшие из кармана ключи от квартиры; сразу две мамы позвонили и отказались на ближайшее время от уроков русского с их чадами, урезав тем самым Сашин и без того скудноватый заработок. И в довершение всего абсолютно новые, на кровные сбережения купленные сапоги мучительно сдавили и натерли ноги – всего за двадцать минут пути. Саша с трудом доковыляла до факультета, тяжело опустилась на металлический, обтянутый мутно-красным дерматином стул у входа, под расписанием. Расстегнула молнию на сапогах, вытащила наружу измученные, горячо пульсирующие ступни. С неподъемной, внезапно навалившейся усталостью подумала, что день только начинается, что до окончания занятий еще больше семи часов. Что до окончания учебы еще четыре с половиной года. Четыре с половиной года до возможного отъезда в Анимию, до шанса вырваться из непроглядной тушинской зимы. Мимо Саши проносились энергичные человеческие тела, по бледно-желтой, покрытой грязными разводами плитке бодро цокали каблуки. Со стороны лестницы сыпался чей-то натужный дробный смех, струились оживленные разговоры; в ближайшей аудитории кто-то старательно зачитывал конспект по семиотике – полным, сдобным голосом. А Саша рассеянно смотрела в зимнее факультетское окно, отзывающееся зябким оцепенением. Колючим ознобом сонного, не выспавшегося утра. Медленно, с машинальной размеренностью, Саша расстегивала пуговицы пальто, разматывала шарф, ощущая, как внутри все темнеет. Внутри, среди нахлынувшей топкой тяжести, разбухали болотными кочками унылые, непривычно безвольные мысли. О бесприютном существовании в постылом родном городе. О недосягаемости Анимии. О собственной хрупкости, уязвимости души и тела. Неприятные мелочи копились все утро в груди, где-то за сердцем; складывались друг на друга, покачиваясь и напряженно бренча, словно груда разномастных тарелок. А как только Саша села на факультетский дерматиновый стул – повалились, разлетелись вдребезги, расцарапав нутро зазубренными осколками. Стало мучительно жаль себя – и одновременно стыдно за эту жалость; стало больно и сумрачно.

И внезапно кто-то бесцеремонно тронул Сашу за плечо. Крепкими, удивительно нечуткими пальцами.

– Ты вроде бы Саша, да?

Пахнуло пряной фруктовой сладостью, удушающе острой приторностью карамели и пралине. Тягучей волной нестерпимо густого парфюма. Саша вздрогнула, словно вынырнув из омута темной тяжелой воды. Чуть раздраженно, с недоуменной медлительностью подняла глаза. Рядом возвышалась плотная прямоугольная Соня Звездный Шок. На этот раз в леггинсах и цветастой тунике.

– На вот, держи, не мучайся, – сказала она и тут же достала из шуршащего сиреневого пакета чуть стоптанные, но при этом белоснежные кроссовки.

Саша перевела взгляд на собственные изнуренные ступни, вынутые из сапог; на свежие пятна крови, просочившейся сквозь капроновые колготки. Растерянно покачала головой.

– Держи, ну правда, – настаивала Соня, тряся кроссовками над Сашиной головой. – Тебе, конечно, чуть велики будут, но ничего. Всяко лучше, чем вот так ходить и кровью истекать. День только начинается.

У нее оказался удивительный голос – текучий, как будто янтарно-желтый, спелый. Словно сок душистого яблока. Полнозвучный. Совсем не вяжущийся с ее грубоватой простецкой внешностью, неуклюжими резкими движениями, с ее безвкусно-вычурным стилем. Саше подумалось, что такой голос, возможно, и правда хорошо звучал бы в каком-нибудь «романтическом» фильме. Если бы у Сони был хоть малейший шанс на роль с текстом.

– Это… ты на физру принесла?

– Нет, на званый вечер с королем Иордании. Ну на физру, конечно, куда же еще. Я на атлетику хожу, в зал. Но ты не переживай, они теплые, их и на улице носить можно, если недолго. До дома доедешь, не замерзнешь.

– На атлетику? У вас же сегодня… предварительный зачет, разве нет?

Саша была записана в секцию плавания. Занятия там вела невозмутимая молодая женщина с абсолютно кукольными, изумрудно-голубыми глазами – точно под цвет водных дорожек. С ласковым-чистым взглядом, словно пропитанным бассейной хлоркой. Она никогда не следила за посещаемостью и ставила всем зачет автоматом. Но тот, кто ходил на физкультуру в секцию легкой атлетики, был вынужден терпеть своенравного, нещадного тренера, устраивавшего каждый месяц «предварительные зачеты».

– Ну, есть такое дело, – равнодушно пожала плечами Соня. Небрежно пригладила соломистую прядь, вылезшую из тугой замысловатой прически.

– А как же ты будешь… без кроссовок?

– Действительно, как? Ну, не пойду просто-напросто, и все. Подумаешь, предварительный зачет. Все теперь, застрелиться можно.

– Ты уверена? А как же…

– Тебя заклинило, что ли?