Ожидание

Впрочем, Соне она все же рассказала, почему именно разводится. По крайней мере, попыталась объяснить, обрисовать болезненную невозможность их с Борей совместной жизни. Но Соня так же, как и мама, недоумевала по поводу «внезапного» и «необдуманного» Сашиного развода.

– Есипова, ну правда, зря ты так, он же хороший парень, – говорила она, стаскивая с хныкающей Вики цветастую сорочку, испачканную кашей. – А главное – ради чего? Ты ведь в этой своей Анимии даже не была ни разу. Сгоняла бы сначала туда сама в качестве туриста. Ну серьезно. Подожди немного – подкопите денег, съездите вместе на недельку-другую, и ты посмотришь. Может, тебе там вообще не понравится. Может, ты плеваться будешь и думать: какого хрена я разводиться собиралась из-за этого городишка?

Саша не отвечала. Она прекрасно знала, чувствовала нутром, что Анимия не разочарует ее. Анимия давно уже стала ее личным раем, проросшим из девяностых, из папиного вокзального киоска, из фотографий Оли Савицкой. И какой бы она ни оказалась в действительности, в земной, ощутимой реальности, она уже не могла перестать быть раем, Эдемом Сашиного детства. Анимия существовала одновременно и внутри Саши, и вовне, в невидимой недоступной дали. И обе ее части – внутренняя и внешняя – плотно переплетались, врастали друг в друга. И если внутренняя часть была сокровенным пространством Сашиной души, то внешняя была его образом, воплощенным в материальном мире. Если внутренняя часть была раем, то им была и внешняя. А разве рай может разочаровать? Конечно, нет, даже если этот рай будет неидеальным с формальной точки зрения. Даже если реальная Анимия будет сильно уступать воображаемой. Нет, рай разочаровать не может. Ни при каких обстоятельствах. Разочаровать может лишь жизнь, прожитая впустую, в нелюбимом давящем городе. Жизнь, сквозь которую ты тянешь свое заветное-несбыточное, словно тяжелые санки по бугристому льду.

Развод прошел спокойно. Кристина осталась жить с Сашей в их совместной ипотечной квартире, а Боря сначала переехал к родителям, затем подыскал себе съемное жилье на окраине, с видом на новый бизнес-центр, напоминающий многослойный ядовито-синий торт. К дочери он приходил регулярно, приносил бестолково милые, неизменно сиренево-розовые подарки. А когда Кристина подросла, стал забирать ее к себе на выходные два раза в месяц.

Алименты Боря платил исправно, но жить исключительно на них Саша не могла и не хотела. Вариант вернуться под мамино крыло не рассматривался тоже, да и в любом случае мама помощи не предлагала. («Решила разрушить собственную семью – вот теперь сама и выкручивайся».) И как только удалось отдать Кристину в ясли, Саша устроилась работать продавцом-консультантом в магазин косметики и парфюмерии «Серебряный кокос» – туда, где не требовалось ни опыта, ни образования. Временно, это временно, успокаивала она себя всякий раз, оглядывая торговые стеллажи с навязчиво яркими тюбиками и флакончиками, с беззащитно вывернутой плотью тестерных помад.

В университет Саша так и не вернулась: совмещать работу и занятия не получалось, а ни вечернего, ни заочного отделения для языковых специальностей не предусматривалось.

– Ой, понимаю вас прекрасно, с малышом не до учебы… – невыносимо ласковым, медоточивым голосом промурлыкала секретарь деканата Валентина Никитична, отдавая Саше документы. – У меня вот племянница тоже. Как родила в прошлом году, так и ушла из института. Все силы теперь своему Ярику отдает. Забавный такой мальчишка. А у вас, забыла, мальчик или девочка?

– Девочка. Всего доброго, – ответила Саша. Прижала к горячей вспотевшей груди безучастную, мертвенно холодную папку и не оглядываясь вышла из деканата. Мир вокруг делался смазанным, медленным, затрудненным, будто погружался в подтаявшее масло.

И хотя Саша твердо знала, что уход из университета не означает, будто двери к мечте закрылись; что она все равно в конечном итоге придет к охристо-терракотовым стенам вокзала Анимии, тем или иным путем, – забирать документы все же было мучительно тяжело. И пока она спускалась по гулкой факультетской лестнице, мечта неумолимо горчила на языке. Сердце распухало, наполняло грудь, уже остывшую от прижатой папки с документами; болезненно давило изнутри.

– Ну что, забрала? – щурясь от солнца, спросила Соня, ожидавшая ее с коляской во дворе факультета. Проронила небрежно, с глухой, нечуткой веселостью.

Саша задумчиво кивнула в ответ.

– Поздравляю, Есипова. Мы с тобой теперь обе не студентки этого чудесного заведения. Ты, конечно, молодец. Суперлогично действуешь. Ушла от мужа, потому что тот не захотел, чтобы ты возвращалась в универ. И что в итоге?

– Я не из-за этого от него ушла… Не совсем из-за этого.

– Да какая разница. Вот зачем? Я тебе говорила. Но ты решила по-своему. А теперь – ни мужа, ни диплома. Что делать будешь?

– На работу пойду, – пожала плечами Саша. – У меня обеденный перерыв заканчивается через пятнадцать минут.