Ожидание

Сказав это, Вероника сделала последнюю затяжку и вкрутила окурок в пепельницу на подоконнике. Затем слегка поежилась от наплывшего с улицы стылого мартовского воздуха, плотнее запахнула коротенькую дутую куртку – нежно-розовую, точно клубничный йогурт. И, поскольку разговор с одногруппницами застопорился, невозмутимо уткнулась в телефон.

А Саша почувствовала, как неприятный внутренний холод задрожал, вздулся пузырем и лопнул, растекшись по всему телу. Стало невозможно, нестерпимо промозгло и бесприютно. Как будто небрежно оброненные слова малознакомой девушки, совсем недавно вышедшей из подросткового возраста, были внезапным приговором. Безжалостно ярким светом, пролившимся на истинное положение вещей. Как будто анимийская мечта действительно вдруг оказалась обычным миражом, неуместной, переспелой иллюзией. И внутри нее нельзя было найти прибежище, ласковое успокоительное тепло. Саша вернулась в аудиторию, надела пальто и медленно спустилась на улицу. Проходя мимо Вероники, по-прежнему стоящей у окна на лестничной площадке, бросила короткий взгляд в ее сторону. Та продолжала неотрывно смотреть в бескрайнее телефонное пространство.

В тот вечер Саша долго гуляла по Центральному парку – раскисшему, утопающему в весенней густой грязи. Бесцельно бродила по неровным аллеям, словно покрытым подмороженной коричневатой нугой. Идти домой не хотелось, возвращаться на занятия – тем более. Внутри отзывалась лишь черная горькая пустота от внезапного осознания того, что привратницей Анимии ей, возможно, не стать. Что в реальности эту заветную, сокровенную роль, скорее всего, отдадут кому-то вроде Вероники Елецкой. Кому-то легкому, свежесочному, юному. Ждущему от жизни постоянного движения вперед, непрерывного обновления. И он примет эту роль как нечто транзитное, мимолетное и, вероятно, малоценное. Не стоящее ни капли глубинной бескорыстной любви.

Когда темнота начала крепчать, Саша набрела на скульптуру женщины с младенцем на руках. Маленькая бетонная мать удивительно ярко белела в чернильном вечере, прорезанном бледными фонарями, и как будто отчаянно тянулась вверх. Словно изо всех сил пыталась выбраться вместе с ребенком из грязевого паркового болота. И, глядя на нее, Саша подумала, что прожила с верой в свою негромкую мечту уже столько лет и поэтому не может перестать верить вот так просто, из-за чьих-то нелепых слов. Из-за случайно услышанного поверхностного разговора за сигаретой.

Она медленно выдохнула и сказала себе, что нужно срочно выбираться из вязкого болота уныния.

А спустя три дня после занятий к ней подошла начальница курсов Анна Аркадьевна.

– Подождите, Александра, я вас на минутку буквально задержу. Вы ведь, кажется, именно трансферным гидом хотели в Анимию? Ну так вот, как раз нужен будет человек с июня. Думаю, вы прекрасно подойдете. Там требуется человек спокойный и ответственный. Как вы. К тому же язык, я так понимаю, вы знаете неплохо, раз в институте учили в качестве специальности. Надо будет, конечно, еще по скайпу пройти собеседование, но я вашу кандидатуру уже рекомендовала. Если начальство одобрит, купим сразу билет. Потом вам нужно будет самой съездить в консульство в Москву, оформить рабочую визу. Ну и по приезде в Анимию вас ждет двухнедельное обучение. Как вам такой расклад? Согласны?

Она сказала это так просто, так обыденно. Равнодушно гладким, почти скучающим тоном. Небрежно поправляя дужку очков, убирая за ухо туго закрученную пепельно-блондинистую прядь. То и дело роняя взгляд на зажатый в руке телефон с открытым ватсапом. Словно произносимые ею фразы не стоили всецелой концентрации, трепетной затаенности дыхания, проникновенной торжественности. Словно речь шла о чем-то несущественном, мелком, привычно скользящем в ежедневном круговороте вещей.

– Согласна, – ответила Саша.

А затем сказала что-то еще – путаное и смятое, – ощущая, как свертывается внутри тугой и горячий сгусток концентрированного счастья. И Анна Аркадьевна тоже продолжила что-то говорить – все тем же бесстрастным рутинным голосом. Поглаживая экран телефона тонким, будто негнущимся указательным пальцем с глянцево-винным ногтем – заостренным, хищным. От Анны Аркадьевны пахло сигаретами, мятной жвачкой и свежим, немного хвойным парфюмом.

– Ну, будем тогда на связи, – произнесла она наконец, и Саша поняла, что разговор подошел к концу.

– Да. Хорошо. Спасибо.

В ответ Анна Аркадьевна чуть заметно кивнула и тут же устремилась прочь по коридору, нетерпеливо цокая шпильками сапог, одергивая узкую юбку.

А Саша постояла еще минуту в сладостной плотной растерянности. Затем быстро побежала вниз по ступенькам бизнес-центра, задерживая дыхание, словно ныряльщица. Словно перед погружением в теплую бескрайнюю воду. И от предощущения ласковой водной толщи где-то в животе болтался щекотный клубок восторга.