Ожидание

От этих мыслей бежевые стены темнели, сдвигались, все теснее обступали Сашу. В квартире становилось все удушливее, все нестерпимее. Зарождалась какая-то непоправимая сумрачная тишина – глухая и давящая. Саша изо всех сил гнала от себя бесполезно-мрачные, ни на чем не основанные догадки сердца. Старалась представить, как предыдущему жильцу внезапно пришло заветное предложение о работе мечты в другой стране. Как он в тот же вечер собрал чемодан, написал хозяйке квартиры и, молниеносно наполняясь пьянящей нетерпеливой радостью, спустился на улицу – ждать такси. Каждый день, смотря в мутноватое от пыли окно, Саша отправляла безымянного, расплывчато-незнакомого жильца за границу. Но он по-прежнему стоял на рельсах – неподвижно, отрешенно, глядя вдаль. В зыбкую рассветную даль.

По ночам Саша просыпалась от гремящего товарного поезда. Не бесконечно длинного, по-тушински тяжеловесного, лениво волочащего грузное составное тело, а быстрого, легкого, уверенного. Проносящегося мимо за несколько оглушительных хлестких секунд. Иногда вместе с грохотом вагонов раздавался поездной гудок. Острый и щекотный, он словно летел прямо под ребра и пролетал насквозь. Не открывая глаз, Саша представляла, что уносится куда-то вместе со стремительным составом. Что лежит на крыше вагона и мчится сквозь растрепанную ветреную ночь. Почти одновременно внутри дергалось болезненно-горькое удивление самой себе: ведь она уже в Анимии, в Эдеме своего детства. Куда же ей уезжать? Зачем продолжать путь? И тем не менее как будто смутно хотелось ехать куда-то дальше. Или куда-то, где она уже была?.. Приподнимаясь на локтях и видя за окном темную неподвижность, замерший зрачок ночного неба, Саша невольно вздыхала. Чувствовала, как в груди все сжимается. Как затем перекатывается жгучая волна неясной подспудной тревоги. Какой-то странной неуспокоенности, бесприютности. Саша снова ложилась, закрывала глаза, прижимала колени к животу. И принималась ждать следующего поезда. Следующей возможности «уехать».

Но потом наступало утро, через окно начинала мягко струиться бархатистая синь. Под тяжестью прошедшей ночи Саша лежала на разложенном икеевском диване, словно полумертвая стрекоза, придавленная к подоконнику. Думала, что все ночные поезда унеслись в невидимые, неведомые пространства, а она – вместе с комнатой – осталась на месте. Глядя, как по потолку ползет стебель утреннего света, как невесомо блестит в углу паутина, Саша с тоской представляла, что ей никогда не удастся отсюда уехать. Что эта квартира с бежевыми стенами и плиткой под ламинат станет для нее однокомнатным глухим тупиком.

Сны у Саши стали дурными и навязчивыми. Несколько раз ей снилось, что она сидит на вокзальной площади возле фонтанного павлина и вдруг к ней подбегает Виталик. У Виталика странное, перекошенное от ненависти лицо. Взгляд сочится каким-то диким исступлением. Он будто смотрит на Сашу с территории кроваво-красного кипящего отчаяния – абсолютного, ничем не разбавленного.

– Что ты натворила?! Как ты могла убить собственного ребенка? Нашего ребенка?

Саша вздрагивает и непонимающе качает головой.

– Я не убивала… я никого не убивала.

– Не убивала?! – Виталик кричит и яростно трясет ее за плечи. – У тебя амнезия? Перед тем как свалить, ты зашла к Леве в комнату и задушила его сложенным одеялом. Тем самым, которое подарила твоя Соня: синеньким, с вышитыми грибами и пчелами. Типа не помнишь ничего? Будешь отрицать? Убийца! Мать-убийца!

– Я не помню… – шепчет Саша, чувствуя, как ужас обвивает ее щупальцами, впрыскивает внутрь синеватую ледяную мглу.

– Врешь! Все ты помнишь! Я уверен, что ты прекрасно отдавала себе отчет в том, что делаешь!

Саше кажется, что Виталик вот-вот рассыплется от ненависти, словно песчаная фигура на ветру.

– Я просто попрощалась с ним, и все… Я не…

– Просто попрощалась! И просто задушила! Просто лишила жизни ни в чем не повинного ребенка. Моего сына! Тебя ищет полиция. Ты, наверное, думала, что сможешь здесь скрыться от правосудия, в этом городишке? Что смотаешься за границу и будешь жить припеваючи? Не выйдет! Я нашел тебя, и я тебя сдам! Ты сядешь – на всю оставшуюся жизнь! Сгниешь в тюрьме!

Просыпаясь, Саша и правда чувствовала себя в тюрьме, в душной и затхлой темнице, из которой отчаянно хотелось выбраться.

Ну это же все неправда, это просто кошмарный сон, говорила она себе, но волнение почему-то не уходило. Продолжало отзываться странным внутренним зудом, лишающим душевной расслабленности и уютного, безмятежного слияния с пространством.