— Почти угадал, высокий хан. Частенько мне приходилось бывать и одиночкой. Ты все не решаешься спросить меня прямо, способен ли я читать чужие мысли. Это я сейчас уловил, не прогневайся. Да, высокий хан, очень во многих случаях я могу это сделать. Оттого и говорю с тобой, невидимым, что точно знаю — мой собеседник сам высокий хан Саймас, а не подосланный им слуга.
Высокий хан ничего не ответил, лишь завозился за занавесью, делавшей его невидимым. А потом к сидящему Юркаю из темноты вылетел блестящий браслет.
— Наверное, ты силен в колдовстве не меньше, чем мои лучшие колдуны. Эта вещь некогда принадлежала очень опасному чародею. Возьми ее в руки. Мне говорили, это не опасно. Можешь сказать что-либо о ее хозяине?
О хозяине Юркай не смог сказать ничего. Лишь о том, кто последним держал браслет в руках, о хане Саймасе, он мог сказать определенно: колдовской силой хан не обладал. Зато страдал хан многими болезнями, которые гость и перечислил хану с потрясающей точностью.
— Ты прочел это в моей голове, Юркай, или все же по браслету?
— По браслету, высокий хан. Он сохраняет отпечаток последнего, кто брал его в руки. Твои мысли сейчас не о себе, а о чародее по прозвищу Двойная Кошка. Ты его смертельно боишься, а браслет этот когда-то принадлежал этому чародею. Я могу прочитать не все твои мысли, высокий хан, можешь не опасаться. Если ты о чем-то не думаешь, или просто забыл, я этого тоже не узнаю. К тому же у многих людей мысли столь невнятны, что их сколь долго не слушай, все равно не разберешься.
— Есть, говорят, ведьмы, способные скрывать свои мысли даже от тебе подобных. Это правда?
— Да. На это способны даже обычные люди, если их научить. Это несложно. Так о чем ты хотел просить меня, высокий хан?
— А меня ты мог бы научить скрывать свои мысли?
— Могу попробовать, — голос гостя стал скучным, — но результат больше зависит от твоих собственных усилий. Но ведь ты не об этом хотел просить меня, высокий хан?
Начал хан издалека. С рассказа о сгинувшем ныне королевстве Ульсандре. Когда-то оно простиралось там, где южная оконечность гор Аргиз сменялась пологими холмами. Рек и обширных пастбищ там было немного, зато почти не бывало засух. С севера — лес, южнее — просторная степь. Перекресток дорог. Жители королевства знали толк в торговле, но еще больше славились они умением выращивать рожь. Королевство ограждала цепь мощных крепостей, гордо поднимавших свои высокие каменные стены над холмами. Кавалерия Ульсандры считалась непревзойденной в ближнем бою. Их железные латы ценятся и до сей поры. Доспехи, как и оружие, куда долговечнее людей…
Но истинной защитой Ульсандры являлись ее колдуны. Ценились они тогда не меньше, чем ныне ценятся колдуны Светори. Король Ульсандры, Пегок, и сам был в колдовстве искусен. Когда к нему явился пришлый колдун по прозвищу Двойная Кошка и потребовал места при дворе, король ему отказал.
"Ты искусен, не спорю, — говорят, сказал тогда Пегок, — но не привык подчиняться. Ни один король не приблизит к себе такого мастера, разве что в час лихой беды. Но мы в Ульсандре сами сумеем отвести любую угрозу".
Предания утверждают, что Двойная Кошка долго обдумывал его слова. Когда колдун ответил королю, его голос звучал надменно.
"Ты тоже искусен, и твои мастера не даром едят твой хлеб, король. Но сейчас ты взял на себя непосильное обязательство, король Ульсандры. Я докажу тебе это. Не потому, что я на тебя обиделся или питаю к твоим подданным неприязнь. Нет. Я сделаю это для того, чтобы в дальнейшем никто не мог ответить мне столь же убежденно, как это сейчас сделал ты. Прощай. Больше мы не увидимся".
При этих словах Двойная Кошка завертелся вокруг себя, закрываясь оранжевым плащем и исчез в оранжевом смерче. Лишь его плащ остался лежать перед королем Пегоком. И несколько лет ничего не происходило.
До этого момента голос высокого хана был ровным, но теперь он заметно дрожал.
— И раньше ходили слухи, что Двойная Кошка способен создавать Смерч Беспамятства. С виду — обычный поднимающий пыль смерч. Шатров не уносил, разве что шапку с головы мог сдуть. Но люди, попавшие в него, мгновенно теряли память. Они не только не помнили, как их зовут: они забывали, как носят одежду, что и как едят. Они не могли говорить. Память возвращалась понемногу, себя такой человек вспоминал через год. Но ты представь целое войско, пораженное таким смерчем. Враг его легко истребит, если только не пожелает взять в рабство эту кучу бессловесных младенцев, — явно хану эта картина была близка, потому что его голос наполнился болью и гневом.