Бен ничего не ответил. Однако ему вспомнилось то чувство, с каким он спускался по ступеням к корту, — как будто перед ним отступали любые затруднения или помехи. Догадываясь, что Прайс пытается вынудить его выйти на зрительный контакт, Бен упорно глядел на ножку ближайшего стула, туда, где она упиралась в пол.
— Мне просто необходим некоторый тайм-аут.
— Это как-то связано с отцом? С его новыми кортами?
Бен пожал плечами, желая показать, что нет ничего особенного в его переходе в секцию борьбы.
— Все эти проблемы, связанные с твоим отцом, с деньгами, — все это эпизодично, второстепенно. Все это лишь тоненькая папиросная бумага, возникающая между тобой и тем, что получается, когда ты играешь.
Бен вновь пожал плечами.
— Я уже спрашивал тебя прежде: способен ли ты сразить соперника, убить его на корте? Это, может, звучит пугающе, но в данном случае «убить» — это, иначе говоря, добраться до последней, уже неделимой крупицы мастерства и действовать на этом, высшем, уровне. Вместо того чтобы медлить, оттягивать, говоря, что, мол, как-нибудь в другой раз, что, мол, в следующем поединке я сделаю все, что нужно, — ты хватаешься за настоящий момент и делаешь то, что должен сделать. И если будешь этого избегать, если не научишься подобным образом «убивать» противника, то сам будешь на поле «мертвецом».
— Это как раз и есть главная причина того, почему мне хочется заняться чем-то другим, — сказал Бен, по-прежнему отводя взгляд. — Чем-нибудь таким, в чем я себя еще не проявлял. Я так долго ждал, чтобы попасть в эту школу, но столько всего пошло не так, что у меня такое чувство, будто меня здесь еще нет.
— Бен, — произнес Прайс. — Бен!
Он наконец посмотрел тренеру в глаза.
— Твой прежний опыт, проблемы с оплатой — все это не то, от чего ты пытаешься спрятаться. Не будь этого, ты отыскал бы какую-то другую причину. И ты всегда будешь находить причину скрываться от всех, пока не решишь, что больше не желаешь прятаться. Не стоит ждать того, что все кругом станет идеальным.
Бен промолчал.
— В жизни дается немного возможностей стать великим человеком. И ты должен это уяснить. Если сейчас ты решишь отступить… С чего тебе так чураться своего величия на тренировках?
Бен поднял с пола рюкзак, отодвинулся поближе к двери. Прайс не стал его останавливать.
— Вы не захотите видеть меня на корте, пока я сам не захочу там находиться. Других вы уже так оттуда прогоняли. — Бен в упор посмотрел в изумленное лицо Прайса и на этом вышел в коридор.
И теперь — можно сказать, к счастью — на каждой борцовской тренировке его ждали постоянное унижение, путаница в конечностях и вереница непонятных действий, в результате которых он снова, и снова, и снова оказывался лежащим плашмя на спине, не в состоянии шевельнуться. Разумеется, Бена охватывали досада и разочарование, но к этому примешивалось и чувство облегчения, оттого что никому по большому счету не было до него дела, оттого что никто не ожидал от него чего-то выдающегося. Другие новенькие в команде — Дейв, Эбен, Ануп и Мэтт — пытались ему как-то помогать, однако у них и у самих были свои заботы. Бен все силы отдавал тренировкам. Он с головой погружался в них, ища полного изнеможения, всецело поглощенный этим занятием и в то же время совершенно к нему бесстрастный. Саймон между тем начал приставать к Бену насчет его веса: мол, от него проку не будет команде, если он не впишется в нужную категорию. Тренер борцов Вебер стал работать с ним индивидуально, и Бен не мог не чувствовать, что тому не хватает в команде Энниса.
Из Ахмеда, к досаде Бена, неожиданно вышел вполне достойный игрок в сквош. Он был спокойным и усердным и после каждой тренировки еще долго, раз за разом, лупил ракеткой по мячу на своем двенадцатом корте, никаких особых успехов от себя не ожидая. И хотя Ахмеду мешала некоторая полнота, он обладал хорошим чутьем к тому, где окажется мяч, и к тому же был довольно пластичен и умел делать длинные стремительные шаги, а потому, к разочарованию всех прочих игроков, начал быстро обыгрывать ребят, амбициозно метивших в сборную школы. Потеряв в игре очко, он просто старался выиграть следующее, следя за тем, чтобы вовремя отбить мяч, причем метя достаточно близко к стене, и рано или поздно его противник или промахивался, или пытался выполнить какой-то особо сложный удар и попадал в тин. В итоге противник исходил раздражением и злостью и не мог как следует сосредоточиться на мяче. Народ начал бояться играть с Ахмедом, но не потому, что он сам каким-то образом внушал страх, а потому, что перспектива продуть ему казалась слишком унизительной. Противник начинал дергаться, впадать в ступор — и Ахмед выигрывал.
Теперь всякий раз, проходя мимо Дракона, Бен как будто видел его в ином свете. В Драконе не было ничего враждебного, ничего оскорбляющего или язвительного — просто казалось, он хорошо видит Бена под его новой борцовской личиной. И возможно, это видели и остальные: и Хатч с Эваном, и Элис, и Марксон, и вообще все.