Ожившая тень

В школе, на переменах, ребята из Сингвана без конца рассказывали о предстоящем празднике мальчишкам и девчонкам из соседних деревень. Те тоже не оставались в долгу. Новостей хватало у всех: в одной деревне рыли оросительный канал, в другой провели водопровод и уже пустили воду, в третьей открыли детский сад, в четвёртой — медпункт.

Говорили обычно все вместе, перебивая друг друга, и во всех рассказах с нарочитой небрежностью, но тайной гордостью звучали новые для ребят слова: «наш», «общий». Казалось, мальчишки и девчонки живут теперь одной дружной семьёй, едят за одним столом, и заботы и интересы у них одинаковые. Они и к школе относились сейчас совсем иначе. Даже Муниль, не так давно мечтавший уйти из деревни и прославиться в дальних краях, даже он без конца говорил теперь о кооперативе, о завтрашнем дне своей родной деревни.

Менялась не только жизнь. Менялись люди.

Ребята снова надели чиге и мелким пружинистым шагом стали спускаться с крутого склона.

Они подоспели вовремя. Длинный новый коровник плотным кольцом окружали крестьяне. Под ногами вертелась малышня, ребята постарше солидно стояли поодаль. На полу в коровнике лежало свежее сено, в углу в котле что-то булькало. Старухи посмеивались:

— Дожили… Коровы в домах спать будут!

— Ведут, ведут!..— закричал вдруг какой-то малыш.

Все зашумели, зашевелились. Старики вели коров. Коровы шли медленно, важно. Впереди шествовал вол Оллу́к — краса и гордость деревни. Эх, и завидовали когда-то крестьяне его хозяину! Ещё бы: за один день мог вспахать Оллук огромное поле, на котором другой вол трудился бы дня четыре. Теперь вол стал общим.

По живому, весёлому коридору коровы не спеша шли к коровнику. Со всех сторон их добродушно похлопывали по бокам, гладили по спине, совали коровам свежую, душистую траву. Мёнгиль, захватив пучок травы, протянул её Оллуку. Кёнпхаль погладил вола по боку.

Наконец коровы, аппетитно хрустя травой, скрылись в дверях коровника. Дед Токпо засуетился: пора принимать хозяйство! Он словно помолодел в этот знаменательный день — с лица его не сходила радостная улыбка.

— Вы прямо юношей стали, дедушка,— улыбнулась мать Мёнгиля.

— А как же! — тут же откликнулся дед.— Подумать только: за целое стадо в ответе!

Он вытер рукавом потный лоб и снова принялся хлопотать вокруг своих питомцев.

— Дедушка, можно, мы будем ухаживать за Оллуком? — пробившись к дверям коровника, спросил Кёнпхаль.

Но дед только махнул рукой: некогда, мол, после поговорим…

За старика Токпо ответила мать Мёнгиля.

— Возьмите над Оллуком шефство, ребята,— сказала она.— Этот вол — наше богатство…

Мёнгиль уселся на корточки и, склонив голову набок, глядел на вола, забыв обо всем на свете. Мать, перехватив его восхищённый взгляд, улыбнулась: хозяин растёт!

2

Хозяйствовать по-новому было нелегко.

Сингван — деревня большая: сто с лишним дворов, и большинство бедняцкие — такие как у Мёнгиля, Муниля и Кёнпхаля. Есть и середняки. Те не спешат пока вступать в кооператив, приглядываются, ждут, что будет дальше.

Бедняки, правда, вступили сразу, не раздумывая, только у большинства из них нет ни домов настоящих, ни скотины, ни даже мотыг и лопат — всё унесла война.

Трудятся они день и ночь — работы хватает. Однако много на первых порах и неполадок: не очень хорошо знают крестьяне, как приняться за новое для всех дело. Да и земли в кооперативе разные: у реки плодородные, ближе к горам сухие и каменистые.

Впрочем, хозяйство постепенно налаживается. Построили коровник, много новых добротных домов, посреди деревни забухал молот: стала работать кузница. Наконец-то будут в достатке серпы и мотыги!

Хватает дел и у школьников. После уроков целыми классами разыскивают они оставшееся от войны железо и таскают его в кузницу, бегают на станцию — подбирают упавший с проходящих поездов кокс.

Им нравится работать вместе! Кёнпхаль даже организовал в деревне бригаду: в выходные дни ребята ходят теперь по соседним деревням, рассказывают о том, что такое коллективизация, выступают перед крестьянами со стихами, поют песни и пляшут.

Выпускают пионеры и стенную газету: пишут в ней о школьных и кооперативных делах…

Последнее время в деревне вдруг стало как-то неспокойно. Из дома в дом, словно чёрные змеи, поползли зловещие нелепые слухи:

— Говорят, скоро наступит великий мор! Все, говорят, помрём с голоду!..

— Слыхали? Жить скоро будем в одном, общем, доме!

— Ай-я-яй, беда-то какая!..

И кумушки, покачивая головами, расходились по домам.

Откуда они шли, эти нелепые россказни? Кто сочинял их, и кто разносил по всей деревне?

И если бы только россказни! Вслед за странными слухами начались непонятные какие-то истории. Как-то ночью в одном дворе ни с того ни с сего загорелся сарай. Через неделю засорился канал, по которому шла из водохранилища на рисовые поля вода.

А потом произошло вот что.

У самой околицы лежало непаханое поле — больше тысячи пхён[4]. Нужно было срочно вспахать его: пора сажать рис, а свободных рук мало. Еле-еле набрали бригаду.