Ожившая тень

— Понятно,— задумчиво сказал начальник.— А теперь взгляните сюда. В этих сандалиях вся жизнь О Тонхака.

Мёнгиль с матерью, замерев от изумления, молча смотрели на сандалии. Начальник, не говоря ни слова, принялся расплетать самую большую пару. Он разъединял тонкие полоски соломы, вынимал крошечные листки бумаги и складывал их один к одному. Вот все клочки сложены — перед посетителями лежит документ с красной печатью.

— Вот она, жизнь О Тонхака: бумага, подтверждающая его права на землю. А на чертежах — его родовое поместье.

Да, это был тот самый документ, который долгие годы хранил, без конца прятал и перепрятывал О Тонхак. Наконец, не в силах победить снедавшую его тревогу, он разорвал драгоценный листок на мелкие части и вплёл в сандалии.

Мёнгиль по-прежнему не мог прийти в себя. Сколько слыхал он о помещиках всяких рассказов! Сегодня он увидел помещика собственными глазами, и не просто помещика — О Тонхака! Увидел, на какие гнусности он способен, какой он жестокий и хитрый! Даже разбитый наголову, пытался он укусить, ждал своего часа и не сдавался. Сердце Мёнгиля гулко стучало. Он хотел убить его мать! Убить… Какое страшное слово, и как ясен теперь Мёнгилю смысл этого слова!..

А начальник снова заговорил о Паке:

— Мы давно следили за этим бездельником, ещё до его приезда в Сингван. Пьяница, спекулянт… О Тонхак быстро его раскусил, да тут ещё жена помогла…

Начальник спрятал сандалии в стол, но сам на место не сел, а принялся ходить по комнате взад-вперёд. Казалось, он хочет что-то сказать и не знает, с чего начать разговор. Наконец он решился, подошёл к матери Мёнгиля:

— Простите меня, я знаю, мой вопрос причинит вам боль… Скажите, как звали вашего первенца?

— Что?!

Мать Мёнгиля растерянно поднялась со стула.,

— Видите ли, тут материалы допроса О Тонхака…

— Его… его звали Окчхоль,— перебила начальника мать Мёнгиля. Из глаз её хлынули слёзы.

— Садитесь, пожалуйста. Расскажите о нём подробнее.

Он снова усадил её на стул, сел рядом. Поминутно всхлипывая, вытирая рукавом слёзы, она рассказала о том, каким здоровым ребёнком рос вначале Окчхоль, как он вдруг заболел и О Тонхак устроил его в больницу, как через несколько дней малыш умер, как сожгли его труп…

— Так вы не видели трупа своего сына? — переспросил начальник.

— Врач сказал, что умерших от заразных болезней сжигают… Скажите…— мать Мёнгиля тревожно всматривалась в лицо начальника,— скажите, почему вы спрашиваете меня об Окчхоле?

Вместо ответа он задал новый вопрос:

— Вы, наверное, до сих пор помните лицо сына?

— Ему был годик, когда он умер. Но ведь я мать!

Она ждала, вся дрожа как натянутая струна. Ждала чего- то неизвестного ей самой, может быть чуда.

— А не было ли у вашего сына родимого пятна или особой черты в лице? — настойчиво расспрашивал начальник.

Он смотрел ей в глаза, словно стараясь помочь вспомнить. И она вспомнила.

— Есть!.. Есть!..— крикнула она вдруг.— Когда он болел… умирал… батраки сказали: надо сделать прижигание. Отец делал… На груди у него остался след.

Мать Мёнгиля смотрела куда-то вдаль, мимо сына, мимо начальника. Казалось, она видит своего несчастного малыша, того, которого так жестоко отняла у неё судьба.

— След, говорите, остался? — с удовлетворением переспросил начальник.

Он встал. Лицо его было спокойно, уверенно. Мать Мёнгиля поднялась вслед за ним.

— Обождите немного.

Начальник вышел из кабинета. Он скоро вернулся. Рядом с ним шёл Чхонён.

— Чхонён! — вскочил со стула обрадованный Мёнгиль и тут же осёкся.

Его друг стоял молча, низко опустив голову. Лицо Чхонёна было усталым и бледным. За несколько дней с ним произошла разительная перемена: слишком глубокой оказалась нанесённая ему рана. Мать Мёнгиля не отрывала от юноши взгляда.

— Да ты не смущайся, Чхонён!

Начальник подвёл Чхонёна к Мёнгилю.

— Посмотрите на него,— обратился он к матери Мёнгиля.— Посмотрите внимательно. Вам не кажется, что Мёнгиль с Чхонёном очень похожи? — И он улыбнулся.

Мать Мёнгиля молчала. Волнение сдавило ей горло.

— О Тонхак на следствии показал, что Чхонён — не сын Хван Побэ. Это их приёмный сын.

Чхонён поднял голову, взглянул на мать Мёнгиля, а начальник продолжал спокойно:

— Есть в жизни такой закон: коли жив человек, с ним непременно встретишься… Взгляните ещё раз на Чхонёна. Это ваш Окчхоль, сын, которого в душе своей вы много лет назад похоронили.

И начальник обнял Чхонёна за плечи.

— Что?! —Лицо матери стало белее бумаги.

— О Тонхак мечтал о сыне. Он договорился с врачом и забрал Окчхоля, а вам сказали, что малыш умер. Вот так всё это случилось… Теперь ваш сын вернулся к вам, и не только к вам. Он вернулся к своему классу, снова стал крестьянским сыном.

Начальник подвёл Чхонёна к окну: там было светлее. Расстегнул ворот его рубахи.

— Мой сын!.. Окчхоль! — раздался сдавленный стон матери.

По ясному, прозрачному, как стекло, небу плыло белое облако. Вот оно медленно ушло на запад.

В чистом небе сияло солнце.