— Нет, — я улыбнулся. — Уверен, на то была уважительная причина. И всё уже разрешилось, так?
— Конечно, — Заужский неприкрыто обрадовался за коллегу. — Остались сущие формальности — заверить ваши показания.
С этим мы расправились быстро, пристав всё записал, дал мне на подпись и после этого добавил:
— Также я должен вам сообщить, что дело передается на расследование в центральный участок по причине смертельного исхода. Вот уведомление, — он с какой-то опаской передал мне лист с коротким текстом и печатями.
Надо бы подключить Казаринова и к этому, чтобы он разъяснил мне детали и порядок действий. Пусть я был в своем праве, но кто знает, что придумает ещё этот Киселёв.
— Со своей стороны могу заверить, что мы сделаем всё возможное, чтобы информация о произошедшем не просочилась к журналистам, — измученно выдавил Заужский. — Но увы, гарантировать я этого не могу.
— Не беспокойтесь, Лаврентий Павлович, — я усмехнулся. — Если это произойдет, у меня к вам не будет никаких претензий.
Пристав задумчиво нахмурился, не сразу сообразив. Затем понятливо кивнул и облегченно выдохнул.
Мне освещение в прессе было на руку. Другие поостерегутся вызывать меня, когда на кону может стоять жизнь. И перестанут отвлекать.
Ну а тот, кто стоит за графом Киселёвым, вряд ли пойдет тем же путем. Достать ещё раз какую-нибудь темную лошадку из провинции с надуманным поводом для дуэли — риск привлечь лишнее внимание.
Скорее всего, теперь будут действовать скрытно. А значит нужно позаботиться о безопасности особняка и земли. Подзарядить защитную сеть, укрепить артефакты и поставить ловушки. Гвардейцы у ворот — сущий пустяк для теневика.
Заужский, обрадованный моим хорошим настроением, попросил оформить и бумаги о пожаре. Я подтвердил, что это был несчастный случай, подписал заявление и заверил, что мой дед подтвердит, когда пришлют бумаги. Сам принять не может, восстанавливается. К счастью, такое решение устроило жандарма.
Пристав лично проводил меня к выходу.
Причину этого я увидел сразу за дверью участка. Головин посмотрел на Заужского так, что тот икнул и поспешил скрыться.
— Ну зачем ты так, — я потянулся, разминаясь. — Человек просто выполняет свою работу.
— Знаю я таких, — проворчал друг. — Им дай слабину, всё развалят. Но ты прав, пристав разбирательство не затягивал и оформил всё быстро. Но бог с ним, что ты намерен делать дальше?
— Позавтракать, — невозмутимо ответил я. — Чертовски проголодался. Присоединишься?
Николай взглянул недоверчиво, не понимая всерьез я или шучу. Покачал головой и отказался:
— К сожалению, мне уже пора на службу. Ты как, в порядке?
Вопрос я не сразу понял. К сожалению, объяснить другу, что для меня не существовало понятие пощады к убийце, я не мог. Не соответствовало это образу веселого повесы, которым я был для него раньше.
Хотя, мне показалось что Головин как раз из-за моего спокойствия и переживает. Менталист чувствовал подвох, но пока не понимал какой.
— В порядке, — я придал серьезности своему тону. — Но правда очень хочется есть.
— Хорошо, — кивнул капитан. — Вот только не говори опять, что тебе просто повезло.
— Не стану, — согласился я. — Теперь не повезло бретеру.
И очень не повезет следующему, кто ко мне сунется. Настало время ясно дать понять, что артефакторы не только делают интересные вещицы.
Вознесенскому пора приобрести новую репутацию.
Глава 18
Головин настоял на том, чтобы подвезти меня до дома. Отказываться я не стал, друг всерьез переживал за мою безопасность.
Не объяснять же ему, что универсал даже начального ранга способен почувствовать любую атаку, как магическую, так и обычную. А пока неизвестные враги не поняли, что со мной так просто не справиться, я не считал, что они серьезная угроза.
Вот когда наконец поймут, возможно. Но и я тогда уже подготовлюсь получше.
Я кивнул двум гвардейцам, дежуривших у ограды, и открыл скрипучую калитку, поморщившись. С одной стороны смазать бы петли, а с другой — лучше любого звонка.
Строители вовсю трудились над лабораторией. И за ними присматривали.
Граф Вознесенский разместился в просторном садовом кресле, неизвестно откуда притащенном. На его ногах лежал плед, рядом стоял низкий табурет с газетами и чашкой чая. Позиция деда была выгодной — он видел и процесс ремонта, и дорожку, ведущую от ворот к дому.
— Лука Иванович, доброго утра, — я подошел и приветственно кивнул.
Тот сделал вид, что не заметил моего приближения, увлеченный наблюдением за рабочими. Но я увидел тень беспокойства в его внимательном взгляде, которым он меня быстро окинул. Проверял, не ранен ли я.
— Доброго, — немного ворчливым тоном ответил он и махнул в сторону лаборатории: — Александр, ты уверен в этих людях? Выражаются они…
— Вполне уверен, — я оценил скорость работы — бригада уже приступила к куполу. — Как бы они ни выражались, лишь бы дело своё делали хорошо.
— Ты задержался, — сменил тему дед. — И где оружие? Сломал таки эту старую тыкалку о Киселёва?
Меня порадовало, что вариант с моим поражением он не допускал. Я улыбнулся и развел руками: