Оживший камень (СИ)

Улицу полили водой, прогоняя дорожную пыль и мусор. Асфальт парил от подступающей дневной жары, слепили солнечные зайчики в начищенных окнах домов. Даже листва казалась зеленее.

День обещал быть отличным.

Стефан Ильич, как всегда, лично встречал посетителей, выходя на звон дверного колокольчика. А меня сразу же окутали ароматы свежего хлеба, кофейных зерен и чего-то цветочного.

— Александр Лукич! — обрадовался он и мне стало тепло на душе, так искренне он это делал.

Малинин увидел глобус в моих руках и смутился.

— Ну что же вы, ваше сиятельство, я бы посыльного прислал. Не стоило так утруждаться! Давайте-ка, заберу, — он торопливо бросился ко мне, словно артефакт весил полцентнера.

— Привыкайте, Стефан Ильич, — деланно строго сказал я. — Если мне того хочется — я делаю сам. К тому же, я к вам по очень важному делу.

— Что угодно! — жарко заверил он меня.

— В рамках имперских законов? — я усмехнулся, вспоминая нашу первую встречу.

— Если пожелаете, — уклончиво ответил он и мастерски изогнул одну бровь.

— Ну тогда… — я сделал вид, что не решаюсь сказать. — Самых что ни на есть незаконно вкусных пирожных.

Малинин пару раз непонимающе моргнул и расхохотался.

— Ну, ваше сиятельство, ради вас я готов пойти на такое преступление. Сейчас сделаю в лучшем виде, не сомневайтесь!

— Только не вздумайте снова в подарок, — предупредил я. — Мы ещё с прошлым вашим гостинцем не успели расправиться.

— Как скажете, господин граф, — слегка расстроился лавочник. — Но скидку предоставлю! Как постоянному клиенту. У нас эта… Программа лояльности, вот!

Я удивленно поднял брови и Стефан Ильич объяснил:

— Дочка в Эфире про такое прочитала. Настасья у меня умная, — мужчина гордо выпрямился. — Образование получает достойное. Я ведь вот как считаю — у детей жизнь лучше должна быть, чем у родителей.

— Совершенно с вами согласен, Стефан Ильич.

Пока мы вели беседу, Малинин не терял времени зря, а шустро собирал мне коробки со сладостями, укладывая в пакет. Попросил обождать, сбегал куда-то и принес упаковку с надписями на неизвестном мне языке.

— Чудесное заморское лакомство, пахлава турчанская, — таинственно сообщил он. — К кофе иль чаю подходит великолепно.

— Благодарю вас, — я предвкушающе улыбнулся и достал деньги.

Запросил лавочник подозрительно мало, пусть и весьма правдоподобно объяснял низкую стоимость. В итоге я махнул на это рукой и ушел. Уже в дверях обернулся и увидел, как Стефан Ильич смотрит на артефакт расширившимся от удивления глазами.

Того и гляди, станет купцом, к тому же прекрасно ко мне относящимся. И приятно, и удобно.

На улице я остановился на миг, уловив что-то необычное.

Со двора доносился аромат свежескошенной травы, подогретой жарким солнцем. Лето. Именно так оно пахнет. Весна как-то незаметно уступила место. Только что было зябко по вечерам, а теперь вот этот яркий аромат лета.

— Хорошо! — я вдохнул пьянящий воздух и неторопливо пошел к особняку, наслаждаясь этим внезапным открытием.

И мы с Лукой Ивановичем до самого обеда беседовали, попивая чай с умопомрачительно вкусными сладостями. Прохор над нами подшутил — завтрак был классический, без заморских блюд.

Все окна открыли настежь, впуская внутрь летний день.

Деревья в саду, подстриженные и приободренные природницей, радовали молодой зеленью, в которой резвились птицы.

Лука Иванович то ностальгировал, вспоминая свою бурную событиями жизнь, то принимался обсуждать новости. Мне было чертовски приятно слушать его и вот так уютно сидеть, никуда не торопясь. Мир будто замер и оставил нас в покое, для того чтобы мы получили такое простое, но важное, удовольствие.

И не хотелось ни игристого, ни деликатесов или подобного. Просто так сидеть в гостиной, среди старинной мебели, уплетать пирожные и улыбаться историям деда.

Но всему хорошему приходит конец.

Для того чтобы наступило что-то ещё более хорошее.

Строители ушли, патриарх после сытного обеда задремал, а я отправился в лабораторию, закончить работу.

И вышел я оттуда только через два дня.

Уснул на каком-то топчане в углу, устроил рабочим выходной, принимал на пороге еду от Прохора и всех остальных гнал прочь. Дед, впрочем, и не приходил — артефактор прекрасно понимал, в каком я состоянии. Я создавал шедевр и отвлекаться на что-либо не мог.

Случись пожар или война — замечу, остальное ерунда.

Я всё совершенствовал и совершенствовал плетение, поправлял узлы и избавлялся от лишнего. Стремился к идеалу, пусть это было невозможно. И останавливал себя — чересчур впечатлить сенатора тоже было нельзя.

Это было почти болезненно — делать чуть проще, чем можешь.

Из-за этого я и потратил столько времени.

Не обращая внимания на звонки, уведомления и смену дня и ночи. Кто-то приходил и скребся в дверь. Кажется, я был груб с нежданным посетителем.

Меня полностью поглотила магия. Она бушевала внутри защитного контура, сопротивлялась и неохотно подчинялась мне, принимая нужную форму.

Щеки заросли щетиной, одежда вся перепачкалась в реактивах, но я добился своего.