Оживший покойник

– Во как! А далеко идти-то?

– Недалеко. В Кострому, ко двору царя Михаила Федоровича. А чего спросил, заскучать боишься?

– С тобой не соскучишься, Григорий Федорович, – решительно тряхнул кудрями атаман. – Айда в Кострому!

В это время у коновязи лошади, не поделив кормушку с овсом, устроили настоящую битву. Конюхи едва развели дерущихся животных по их местам в стойлах. Феона, показывая на одного из жеребцов, спросил, озаренный какой-то неожиданной идеей:

– Скажи Чоботок, это ведь конь Маржарета?

– Ну да, а что?

– А где его седло и седельные сумки?

Удивленный атаман повернулся и показал на небольшой шалаш около коновязи.

– Да вон они, их еще и не смотрел никто, некогда было.

Монах резко поднялся и быстрым шагом подошел к указанному Чоботком месту. Там, присев на корточки, он стал разбирать личные вещи капитана. Пара пистолетов. Трубка с коротким чубуком. Кисет с деньгами. Письма. Все это не задерживало его внимания. Подошел Чоботок и стал с интересом наблюдать, не произнося ни слова. Меж тем ничего не найдя в переметных сумках, Феона еще раз задумчиво осмотрел разбросанные вокруг себя предметы, после чего взял седло и стал осторожно его ощупывать и разглядывать.

– Дай нож, – протянул он руку к Чоботку.

– А чего ищем? – решился наконец спросить атаман, протягивая монаху свой кинжал.

Отец Феона, оставив без ответа вопрос Чоботка, поддел боковину валика задней луки седла. Крышка легко поддалась, открыв тайник. Из него Феона вытащил свиток, перевязанный черными бечевками со сломанными сургучовыми печатями. Монах развернул свиток и углубился в чтение. Заинтересованный сверх всякой меры Чоботок приблизился вплотную к иноку, посмотрел через плечо и разочарованно развел руками.

– Тю, – присвистнул он, сдвинув свою бархатную скуфейку на затылок. – А по-каковски тут написано? Ни шута непонятно…

– По-английски, друг мой, – ответил удовлетворенный Феона, сворачивая свиток. – Пишет их посланник своему королю, что русские, то есть мы с тобой, Чоботок, по природе своей рабы, мечтающие предаться в руки какого-нибудь государя, который будет их защищать. Далее он пишет, что если его король захочет, то они, то есть мы, должны будут покориться английскому величеству, и предлагает к сему подробный план.

– Во как! Не успели ляхов и шведов взашей, так уже и англы лезут! Эти-то, поди, от нас еще не получали?

– Пока нет, Чоботок! Но, чует мое сердце, получат. – Феона посмотрел на Чоботка, как смотрел когда-то давно, в дни их славного прошлого.

– Ну, в Кострому? – спросил он весело.

– Ты знаешь, воевода, с тобой хоть на край света! – ответил атаман, почувствовав давно забытое чувство воодушевления и боевого задора, которое всегда испытывал перед настоящим боем.

Глава 33. Кострома

Около часа пополудни обоз Салтыкова въехал через Костромской посад в Воскресенские ворота Нового города, возводимого на месте торговых слобод. Новый город гудел и суетился. Кругом шла стройка. Возводили мощные стены. Стучали топоры, звенели пилы. На головы прохожих сыпалась древесная стружка и сухая глина вперемешку с речным песком. Мастеровые поднимали бревна на строящиеся башни прямо над головами беспечно снующих мимо горожан, стрельцов, торговцев и крестьян окрестных деревень, привезших свой товар на городское торжище.

Обоз заехал на территорию Гостевого двора, остановившись напротив церкви Спаса, рядом с огромной лужей, в которой спокойно плавали жирные домашние гуси и прохлаждались ленивые боровы. Все обозники, словно муравьи, высыпали из телег и шумной толпой принялись за дело. Они суетливо разбирали тюки и баулы. Отдуваясь, волокли в дом берестяные пестери необъятных размеров и сундуки немереной тяжести. В этой суете мало кто заметил, как во двор вошел, напуская важность не по чину, местный ярыжный чиновник с тремя стрельцами и направился прямиком к Маврикию, собравшемуся уходить и уже затянувшему ремень на торбе.

– Ты, что ли, послушник Троице-Гледенского монастыря Маврикий будешь?

– Я и есть, милостивец, – с поклоном ответил Маврикий. – На богомолье иду, по Святым местам!

Ярыжка презрительно скривился и, цепко схватив Маврикия за плечо, пояснил свой интерес:

– Велено тебя задержать и отправить на съезжий двор для дознания.

– А дознавать чего будете? Может, я и так все расскажу? Мне скрывать-то нечего, – удивился послушник, поеживаясь от крепкого захвата городского чиновника.

– Не велено с тобой разговаривать, – спесиво процедил сквозь зубы ярыжный и кивнул стрельцам: – Взять его!

Молчаливые стрельцы, гремя бердышами, окружили растерявшегося послушника и по команде повели его в сторону Спасских ворот Старого города. Задержание было сделано так тихо и умело, что осталось практически незамеченным окружающими. Единственный человек, который уделил этому происшествию свое внимание, был Борис Салтыков, который наблюдал за происходящим из окна кареты. Проводив Маврикия мрачным взглядом до городских ворот, он поспешно вышел из экипажа и решительным шагом зашел в двери гостиницы.