Оживший

ТОТ САМЫЙ Большаков, не поверите, позывной Ромашка, действительно пользовался мрачноватой известностью и не без основания считался человеком опасным. Настолько, что когда в конце семидесятых президент одной африканской страны решил вдруг изменить политическую ориентацию, повернуться толстой черной задницей к Советскому Союзу, а круглой щекастой мордашкой — к демократическим ценностям, никаких острых акций со стороны родины победившего социализма не последовало. Отцу нации и верховному главнокомандующему просто намекнули, что к нему в гости вдруг засобирался человек, который в свое время привел его к власти. И все вернулось на круги своя. Из страны тут же выдворили американского посла и разогнали европейский культурный центр, зато открыли еще один университет марксизма-ленинизма. А сам президент продолжил твердо придерживался единственного истинно верного курса и только в начале девяностых, когда не стало СССР, а Россия с головой нырнула в светлые воды демократии, наконец осмелился робко спросить: таки уже можно перестать строить социализм или как?

— Ладно, обойдемся без Большакова. Зачем пришел?

— Поговорить. Скажи-ка, четыре недели назад вам передали бывшего полковника Зяблицына?

— Как ты сказал, Зяблицына? Что-то не припоминаю.

— Все ты прекрасно помнишь, Михалыч. К этому уроду еще диск прилагался с записью допроса. Речь шла о некоем Чжао.

— Чжао, погоди, это который Режиссер?

— Вот видишь, а ты говорил.

— Что я говорил? Диск, насколько я знаю, не читался, а этот Зяблицын…

— Еще живой? — поинтересовался Сова.

— Понятия не имею, сам понимаешь, не мой уровень. Да и насчет Чжао что-то не очень верится. С ним «соседи» вопрос уже закрыли.

— В прошлом году?

— Так точно.

— Михалыч, я, конечно, человек простой, но ты уж совсем меня за идиота не держи. Этого Чжао уработали за несколько дней до того, как вы «не прочитали» диск.

— Бездоказательно.

— Не скажи. Если ты не забыл, пальчики этого Режиссера есть во всех картотеках.

— Ну.

— Вот тебе и ну. Около месяца назад один гражданин взял да и помер на Ленинградском вокзале.

— Сам?

— Не совсем.

— Ну, помер и помер. «Соседи», думаю, быстренько распорядились его кремировать, так что, нет человека — нет и проблемы.

— А то, что его нашли без двух пальцев на правой руке, ты, конечно же, не в курсе?

— Нет.

— Серьезно?

— Какой мне смысл врать?

— Значит, теперь ты в курсе. Сам понимаешь, любая экспертиза без проблем подтвердит, что клиент год назад был скорее жив, чем мертв. Получается, кое-кто немного ввел в заблуждение мировую общественность.

— И получил премию.

— Совершенно верно, целых пять миллионов евро. Ты хоть представляешь себе, какая поднимется вонь, если это всплывет?

— А это всплывет?

— Очень даже может быть.

— Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее.

— Без проблем.

— Для начала объясни, какой во всем этом твой интерес?

— Самый что ни на есть.

— Витальевич, ты что, решил на старости лет в шантажисты податься? Денег захотелось?

— Денег мне своих хватает, а что касательно шантажа… Как говорится, возможны варианты.

— Я тебя очень внимательно слушаю.

— В тот же день, как грохнули этого Режиссера, в больнице города Никольска, это под Москвой, спецназ ФСБ захватил двоих парней. Вернее, один в это время был без сознания, а второй сдался сам.

— Ну и что?

— Где твой ноутбук?

— В портфеле.

— Достань и ознакомься вот с этим. — Сова достал из кармана диск и выложил на стол.

— Прямо как в кино… — Генерал поднял глаза от экрана. — Чаю будешь?

— Не откажусь.

— Скажи, а ты каким боком ко всему этому?

— Это наши парни.

— Из действующих?

— На пенсии оба, но все равно наши.

— Жалко мужиков, но что я могу сделать? Будем считать, что им просто не повезло.

— Все?

— К сожалению, да.

— Это вряд ли, — достал из кармана еще два диска, — просмотри по диагонали, получишь массу удовольствия.

— Что здесь?

— Черная магия и ее разоблачение. — Витальевич широко улыбнулся. — Статьи, которые появятся в зарубежной прессе, если эти двое не окажутся на свободе, и еще кое-что.

— Ишь ты, — генерал задвигал курсором мышки, — открыли, блин, Америку, — двинулся дальше. — А вот это хрен докажете.

— Запросто.

— Неужели? А вот это уже…

— Чистая правда.

— Я имел в виду, что ты пошел против родной конторы. Это уже называется предательством, Витальевич, — и вдруг приблизил сжатую в кулак пятерню к столу, как будто собирался ударить.

«Трах!» — кулачище собеседника с треском впечатался в подоконник, да так, что тот жалобно заскрипел, а горшки с цветами подпрыгнули и зависли в воздухе.

— Предательство, — страшным шепотом проговорил Сова, — ты знаешь, что такое предательство? Когда нас посылают на край географии и предупреждают, что никто не выручит, если что не так, это не предательство. Это нормально. А когда у себя в стране ребята спасают целый город и «гасят» международного террориста, между прочим, объявленного вне закона, а их за это сажают за решетку! Вот это самое настоящее предательство.

— Ну, допустим, не за это. Откуда у них оружие?

— При чем тут оружие?

— И все-таки?

— Нашли.

— Сразу же верится. Кто, скажи на милость, их просил захватывать больницу?