Оживший

— Все до единой части, в которых вы проходили службу, расформированы.

— Да? — И я сделал вид, что удивился.

— Не расстраивайтесь, частей нет, а люди остались. Будем искать ваших сослуживцев… — И попробуй тут не расстроиться. Мое личное дело, самое настоящее «третье», как известно, рассчитано исключительно на поверхностную проверку по типу «запрос-ответ», не более.

— Если надо, я не против. — Как будто кто-то интересовался моим мнением.

— Исключительно в интересах следствия, Игорь Александрович. А оно требует самой подробной информации о вас. Так что будем трудиться без лишней спешки и суеты.

Я ощутил себя сухим поленом. Сейчас этот Дровосек взмахнет топориком и… Стало грустно, и я улыбнулся, зачем, сам не знаю.

— Вот и отлично. — Он достал из кармана сигареты. — Не желаете?

— Нет, спасибо.

— Ах да, у вас же режим. Давайте-ка немного побеседуем. Меня интересует…

— …А потом появился спецназ. Я очень испугался…

— Странно, а работавший по этому делу офицер ФСБ указал в рапорте, что вы держались очень спокойно.

Спасибо, Равшон…

— Какое уж там спокойствие.

— Ничего не хотите добавить к сказанному?

— Нет.

— Согласитесь, что вся эта история в вашей трактовке выглядит не совсем правдоподобно.

— Не спорю, — я опять улыбнулся, на сей раз криво, — истина очень часто не выглядит как истина… — и сам не понял, что сказал.

— Да вы у нас просто философ.

— Где уж мне. — На сей раз я улыбнулся скромно. Спросите, почему? Исключительно от страха. Когда-то мне советовали больше всего опасаться умных следователей. Повезло. Передо мной сидел не просто умный, а очень умный. Сидел себе и играл со мной как сытый кот с мышонком.

— Хорошо, на этом сегодня закончим. Распишитесь и укажите на каждой странице…

— Помню, — пододвинул к себе бумаги и принялся изучать, что же такого интересного я сегодня наболтал. Немного, но если он ухватится даже за это… — Позвольте ручку, — и принялся визировать листы.

— Желаете встретиться с адвокатом?

— На этой неделе — нет… — мэтр Тищенко уже приезжал вчера с хорошими новостями. Только вот после сегодняшнего допроса в них не особо-то и верилось.

— Просьбы, пожелания?

— Не знаю, возможно ли…

— Что?

— Хотелось бы пару гантелей от шестнадцати до двадцати кило, эспандер и эластичный бинт.

— Боюсь, что не получится.

— Что ж, — я вздохнул и в который уже раз улыбнулся, — тогда просьб и пожеланий нет.

Следователь нажал на кнопку. Вошел конвой, меня окольцевали и повели к выходу.

— Минутку, — и мы, все трое, остановились, — пару слов напоследок, вы меня слушаете?

— Да, конечно.

— Не знаю, где это вас так научили держаться на допросах, но обязательно узнаю. — Не хотелось бы. Даже не хочется думать, что будет, если у него это получится. — Я вообще собираюсь очень подробно изучить вашу биографию. А пока добрый совет: осознайте наконец что проиграли и начинайте сотрудничать. — Я лишний раз зауважал этого Сотника за то, что он не начал ездить мне по ушам на тему, что мой подельник уже раскололся до задницы и валяет одно чистосердечное за другим. — До встречи, задумайтесь над сказанным.

— Обязательно. Всего вам доброго. — И, не снимая с лица улыбки, я двинулся на выход походкой победителя. Так и шел, скалясь, до самой камеры.

Я уселся на шконку лицом к стене и с силой провел ладонями по физиономии, пытаясь вернуть ей нормальный вид. Получилось не очень здорово, от всего этого натужного веселья у меня свело лицевые мышцы, так что возникла реальная возможность прожить остаток жизни «человеком, который сам над собой смеется».

Серьезный парень этот Сотник и, как посмотрю, не только дровосек, но и землекоп. Если так пойдет и дальше, нароет он обо мне много всякого и разного. Так что, если в ближайшее время не случится чуда, придется… А что, собственно говоря, придется? Сам не знаю.

Ладно, побренчали нервами — и довольно. Все равно я победил, при всех раскладах победил. Вот только как бы теперь избежать приза за эту самую победу.

* * *

Ничто так не укрепляет здоровье, как пешие прогулки по зимнему лесу. Беда в том, что зима в России в последнее время все больше и больше напоминает крымскую, то есть никакого мороза со снегом, зато много дождей и грязи.

Генерал поднялся на невысокий пригорок и остановился, переводя дыхание. С недавнего времени он старался больше двигаться, опять начал делать по утрам зарядку и даже подумывал о приобретении абонемента в бассейн. Еще одна, сто двадцать первая, попытка начать новую жизнь. Предыдущие сто двадцать закончились одинаково: наваливалась работа и забирала все время и силы без остатка.

Орлиным взором оглядел раскинувшийся в низине дачный поселок и полез в карман за сигаретами. Чертыхнулся и отдернул руку, новая жизнь предполагала ограничение в куреве, не больше пачки в сутки. Пнул обутой в резиновый сапог ногой ветку и, подняв воротник куртки, остался стоять где стоял.

— Привет, Витальевич, — негромко сказал он, не оборачиваясь.

— Здорово. — Тот подошел и встал рядом.

Минуту-другую постояли молча. Юрий, он же, Витальевич, он же, Сова, закурил. Генерал плюнул и присоединился.

— Старею, — грустно проговорил подошедший.