Ожог любовью (СИ)

— Я готова рискнуть.

— Я не готов.

— Я вам не нравлюсь?

Подобной наглости не ожидала от самой себя. Да и он был шокирован столь откровенным вопросом. Но не могла остановиться. Это было сильнее меня.

— Ты моя ученица.

Да что он заладил — ученица, ученица…

— Еще каких-то две недели…

Я прикусила губу, чтобы не прокричать, что я уже взрослая, еще чуть-чуть и клеймо «школьница» будет сброшено.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. — Он прошелся взглядом по моему телу. Пиджак был всего лишь наброшен на плечи. — И застегни, наконец, этот пиджак. — Петр Васильевич отвел глаза, вглядываясь куда-то в стену, на которой висел плакат известного волейболиста. Для большинства известного, для меня же это был просто красивый накачанный мужчина.

Уже через минуту полностью совладавший с собою он снова посмотрел на меня.

— Можешь идти. Я позвоню твоим родителям, пусть они с тобой говорят.

— Не нужно звонить.

Все мое безумие и уверенность как рукой сняло. Страх увидеть разочарование, а возможно даже призрение в маминых глазах был сильнее любого безумия. Я подбежала к Петру Васильевичу, который уже достал из кармана спортивных брюк телефон, и попыталась остановить его, закрывая рукой сенсорный экран.

— Извините меня.

— Я думаю, тебе стоит уйти. — Он сразу же отвел взгляд, устремленный на мое декольте, но я успела это заметить. — Родителям звонить не буду, а ты подумай над своим поведением.

Петр Васильевич поднялся из-за стола, подталкивая одной рукой меня сзади, направил к выходу. Эти несколько секунд я была счастливейшим человеком в мире. Он ко мне касался, так нежно и бережно, полу обнимал. Это было так лично и даже интимно. Я ощущала кожей касание его горячей руки. Интересно, он всюду такой горячий? Шальные мысли окрасили лицо ярким румянцем, и я нервно закусила губу до крови, пытаясь чувством боли заставить мозги встать на место. Чтобы не застонать, не опрокинуться в его объятья.

В единственном месте на спине сейчас сосредоточилась вся моя чувствительность. Оно горело, пульсировало и разносило электрические импульсы по всему телу. Его пальцы, какие они в ласке — нежные и ласковые или требовательные?

Откуда во мне все это? Я ведь никогда не была распущенной? Единственная здравая мысль тут же выветрилась из полной дурмана головы, не задержавшись там больше чем на мгновение.

Уже взявшись за ручку двери, я развернулась и потянулась к нему, прижимаясь к его губам поцелуем. Это произошло так резко и даже для меня самой неожиданно. Просто не могла больше ждать, не могла не рискнуть. Я и так зашла слишком далеко, так почему же не совершить еще одну глупость?

Петр Васильевич был удивлен моим поступком, если не сказать ошарашен. Я целовала сухие, неживые губы, вкладывая в поцелуй всю силу своего желания. Не умело целуя, прижавшись к нему губами, просто не знала, что делать дальше. Он не отталкивал, но и не проявлял никакого рвения. Злилась на свое неумение целоваться. Пока все девочки, можно сказать, набирались любовного опыта в поцелуях и не только, я томно вздыхала по учителю физ-ры. И сейчас даже не знала, что делать дальше. Все мои тренировки в этом направлении начиналось и заканчивалось на облизывании собственной руки. Глупо, конечно, в наше продвинутое время никому об этом и не скажешь — засмеют. Не хотелось выглядеть неопытной девочкой, которой, по сути, я и была, поэтому прижалась к нему всем телом, не отрываясь от губ.

— Черт… Марина!

Он стиснул руками мои плечи, слегка отстраняя, но не отталкивая.

Это был крик шепотом, рычание раненого зверя. Два коротких слова, заставляющих мое сердце биться еще быстрее. Целовала его все это время с закрытыми глазами, боясь открыть и увидеть в его глазах презрение, боялась испугаться и отступить. Но после его фразы глаза сами собой распахнулись.

— Что ты творишь?

Он слегка встряхнул мои плечи, пытаясь облагоразумить, но было поздно.

— Не знаю…

Я это сказала или просто подумала? Пересохшие губы совершенно не слушались.

Передо мной был не учитель, передо мной был мужчина. Взрослый мужчина — знающий чего он хочет, и умеющий этого добиться. Его глаза пылали огнем, там были злость, желание, нетерпение — дикие неприкрытые инстинкты, обжигающие меня огнем. Пути назад больше не было, он не позволит отступить — уже не позволит.

И я испугалась. Холодный липкий страх прошелся по телу, сковывая все мои движения. Застыла, но голодный, раскаленный мною же мужчина этого не заметил. Он сжал мои волосы на затылке в кулак одной руки, второй стиснул полушарие моей попы и с силой прижал к так и не открывшейся двери. Его губы обожгли мои поцелуем, горячим, жгучим. Это нельзя было сравнить с моей попыткой его поцеловать. Он не целовал — клеймил, страстно сминая и прикусывая нежную плоть.