Озил. Автобиография

В идеальном случае я зарабатывал бы «грязными» по 1,52 миллиона евро за сезон. Невероятная сумма, которая вызывала у меня гордость. Мы и представить себе не могли, что кто-то из нашей семьи однажды будет столько зарабатывать. И мы слабо представляли себе, что это такое – 1,52 миллиона евро. Даже 4 тысячи в месяц, которые я поначалу зарабатывал, будучи юниором, казались мне огромной суммой, способной в одночасье изменить жизнь всей нашей семьи в лучшую сторону.

Напомню: в детстве у меня никогда не водилось карманных денег. Мне приходилось разносить газеты. Нужно отметить, что тогда меня обдурил мой собственный брат. Это он устроился в одну контору разносчиком газет и получал 50 евро, обходя по три района. О чем я, разумеется, не знал, а потому был вне себя от счастья, когда брат доверил мне один из районов, отделываясь от меня всего лишь 5 евро.

Долгое время я донашивал вещи, которые мама приносила от соседей. При этом речь не заходила ни о красоте, ни о моде, ни о брендах. Главное, чтобы в принципе было что надеть. Остались детские фотографии со мной в розовом девчачьем свитере. И мне приходилось это носить, раз мама получила свитер в подарок от какой-то подруги, и ей даже в голову не приходило, что вещь можно было выбросить, так и не надев, всего лишь потому, что она была не голубая или серая.

Когда я стал подростком, то после школы сам готовил себе свое любимое блюдо – белый тостовый хлеб, намазанный кетчупом карри. Упаковка хлеба стоила примерно 55 центов. Кетчуп из «Альди»[6] также стоил меньше евро. Этим я мог без проблем питаться несколько дней.

По сравнению с нуждой беженцев, которая открылась мне много лет спустя в лагере в Иордании, я вел тогда просто роскошную жизнь. Но легкой она никогда не была. Мы на себе испытали, что это значит – почти ничего не иметь. Поневоле обходиться малым. И я знаю, каково это – тяжелым трудом зарабатывать себе на кусок хлеба.

Впрочем, когда у нас с Андреасом Мюллером зашел разговор о продлении моего договора, нас волновали совсем не деньги. Отцу, равно как и агенту, было важно выторговать для меня наилучшие условия карьерного роста. Речь шла совсем не о том, один или несколько миллионов я буду зарабатывать; принципиально было добиться того, чтобы при приемлемом доходе иметь как можно больше игровой практики.

Андреас Мюллер подтвердил, что именно так все и будет. В связи с тем, что прежний плеймейкер Линкольн собрался уходить, генеральный директор клуба полагал, что для меня это обернется увеличением игрового времени. То есть на его месте со временем должен был оказаться я.

И вот, когда Линкольн уже перешел в «Галатасарай», в «Шальке» берут Ивана Ракитича.

Этот хорват – отличный парень, замечательный человек и выдающийся футболист. Я даже мог бы назвать его своим другом. Но в тот момент, когда его взяли в «Шальке» прямо у меня на глазах, мой мир перевернулся. Ни в одном из обсуждений с руководством, которые, как нам казалось, прошли очень удачно и в доверительной форме, не было упомянуто, что на замену Линкольну возьмут кого-то со стороны.

Я был уверен, что Андреас Мюллер и Мирко Сломка доверяют мне и возлагают на меня большие надежды. После ухода Линкольна, который три года в «Шальке» провел в центре поля, забив 31 гол и отдав 34 голевые передачи в 113 играх, с точки зрения руководства клуба было бы вполне объяснимо доверить его функции другому игроку, чтобы подстраховаться, если мне это не удастся. Но в таком случае надо было так сразу и сказать мне об этом, честно и прямо. Нельзя уверять в одном, а затем тайно и без предупреждения привести конкурента. Так дела не делаются.

Мы не поняли этого жеста «Шальке» и решили до поры до времени не подписывать контракт, который обсуждали. Мы хотели не торопясь посмотреть, чем закончится сезон, и главное – какая роль в команде мне в итоге достанется. Вообще-то, вполне закономерная реакция. Нам необходимо было знать наверняка, сдержат ли Андреас Мюллер и Мирко Сломка свое слово и действительно ли я смогу серьезно продвинуться вперед за второй сезон в «Шальке» – иными словами, смогу ли я больше быть в игре. Мы не требовали больших сумм или более выгодных условий договора.

В матче со «Штутгартом» я играл в основном составе и поспособствовал голу, забитому Леваном Кобиашвили. Во втором тайме меня заменили. С «Боруссией» из Дортмунда я просидел на скамейке запасных и вышел за несколько минут до конца, тогда как Ракитич играл с самого начала. И в матче с «Вольфсбургом», и в матче с «Баварией» я появлялся лишь ненадолго, разве что во время игры с «Леверкузеном» мне довелось провести на поле 87 минут. Затем меня заявили на встречах с «Арминией» из Билефельда и «Дуйсбургом», но так и не выпустили на поле. По итогам 18 туров у меня набралось всего лишь 185 минут в игре – хотя нельзя было сказать, что я готов плохо. За тот же период Ракитичу дали 615 минут – в три с лишним раза больше. Возможно, причина была в том, что за Ракитича клуб заплатил «Базелю» около пяти миллионов евро. Я же достался им даром.