Озорница

Ощутив длинные тонкие пальцы на обнаженной коже, Эмили, всегда гордившаяся своей независимостью, сейчас и не думала противиться чужой воле, она спряталась, зарылась лицом в рубашку, пахнувшую ромом и воспомиманиями звездной ночи в Новой Зеландии. Девушка пыталась скрыть от самой себя жуткое и сладостное признание: она была готова позволить Джастину все, что он пожелает, потому что их желания совпадали.

Теперь он не спешил, чутко и ласково притрагиваясь к дрожащей плоти, и девушка отдалась волнам несказанного удовольствия, терзавшим все тело. Потемнело в глазах, а потом сквозь ночь прорезался яркий луч света, ослепил, будто она взобралась на высокий холм, из горла вырвался тихий стон, тело содрогнулось и обмякло.

Долгое время в карете слышалось лишь прерывистое дыхание, и больше ни звука. Постепенно до слуха стало доходить мерное покачивание экипажа, перестук колес по мостовой, свист ветра за тонкими стенами.

По жилам герцога сладко разлилось чувство вины перед Эмили. Она казалась крохотным хрупким созданием, уткнувшись носом в его грудь, перебирая пальцами складки жилета. У него и в мыслях не было смирить непокорную, но так уж получилось, не сдержался. Он ощутил, как девушка вновь содрогнулась всем телом, и обхватил ее руками в стремлении защитить и сохранить то, что ему теперь принадлежало.

«Позаботься о моем ангелочке, Джастин. Поклянись, что выполнишь мою просьбу», — пришли на память последние слова Дэвида.

Но даже клятва, данная в свое время другу, была не способна погасить пылавший в груди огонь. Сейчас Эмили находилась в его власти, она готова подчиниться любому его желанию. Чего проще — убрать тонкую материю, последнее препятствие, раздвинуть бедра, расстегнуть ширинку, дать свободу той части тела, которая давно не дает покоя, и взять Эмили, как взял бы обычную проститутку на сиденье собственной кареты. Джастин осознавал, что в Данную минуту девушка не остановит его, но тогда они оба окажутся в пропасти, из которой возможен лишь один выход, закрытый для опекуна юной девственницы.

Дрогнули веки, Эмили открыла глаза, по-кошачьи светившиеся в темноте.

— Помнится, ты хотел меня отшлепать. Значит, это в виде наказания или оно мне еще предстоит?

Джастин хрипло рассмеялся, погладил девушку по голове и ласково спросил:

— Ты считаешь, что я был слишком суров с тобой?

— Чудовищно суров, — шепотом ответила она. — Отныне я постараюсь почаще плохо себя вести, чтобы заслужить такое наказание.

— Боюсь, мое бедное сердце не выдержит подобной нагрузки.

Однако сердце здесь было совсем ни при чем, мучительно страдал иной орган, каждое движение давалось с трудом и следовало соблюдать крайнюю осторожность. Джастин не мог позволить себе поправить сбившиеся чулки Эмили, вернуть на место нижние юбки. Он боялся даже взглянуть на нее, осторожно отодвинулся, вернулся на свое сиденье, отдернул занавеску и молча уставился в оконце. Сквозь темные тучи пробивался тонкий желтый луч. Мимо проплыли ярко освещенные витрины дорогих магазинов.

Эмили села, кутаясь в плащ герцога, сдунула пряди, упавшие на лоб, и выступила с крайне необычным заявлением:

— Видимо, Тэнси упустила нечто очень важное в моем воспитании, и обучение нельзя считать полноценным. Мне раньше казалось, что мы не должны на этом останавливаться и что должно последовать нечто большее. — Она робко перевела взгляд с колен Джастина на его лицо и с надеждой в голосе добавила: — Значительно большее.

И тут Джастин осознал, что какие бы он ни воздвигал барьеры, исходя из неписаных правил и соблюдая приличия, они никогда не могут стать достаточно прочными и способны рухнуть в любую минуту под напором его собственной эгоистичной страсти. Если продолжать жить в Лондоне, единственное, что ему остается, — это возвести новую непреодолимую стену, вызвав отвращение и ненависть Эмили. И скорее он решится на то, чтобы больше никогда не видеть ее, чем поймать на себе однажды взгляд, преисполненный презрения, за то, что допустил он в минуту слабости. Значит, нужно все сказать как есть, пускай резко, но честно.

— Мне не следовало задерживаться в Лондоне, это была ошибка с моей стороны. Нужно было вернуться в Новую Зеландию, как только я нашел тебя.

— Мы были там счастливы, не так ли? — радостно вскричала Эмили. — Мы снова можем быть счастливы, я уверена. Представляешь, как обрадуется Трини, когда увидит нас вместе? А уж Дани…

— Я возвращусь туда один.

Карета замедлила ход перед въездом на Оксфорд-стрит, где движение было особенно интенсивным. Кучер злобно выругался, пытаясь опередить омнибус, неожиданно взявший вправо, отъезжая от остановки.

— Почему один? — шепотом спросила Эмили.

— Я нужен туземцам, — ответил Джастин, сознавая, что звучит это жалко и малоубедительно.

Эмили опустилась на колени, оказавшись между ног герцога. Плащ соскользнул на пол, обнажив покатые алебастровые плечи.

— А тебе что нужно? Чего ты сам хочешь, Джастин? — настаивала на ответе Эмили, и негде было спрятаться от ее пытливого взгляда.