Сеньор де Вален, хозяин славных земель и замка, что неподалеку от села Тилуза, взял в жены женщину тщедушную, и она по причине то ли приязни-неприязни, то ли охоты-неохоты, то ли здоровья-нездоровья держала своего мужа на голодном пайке, лишая сластей и ласк, предусмотренных всяким брачным договором. Справедливости ради надо отметить, что вышеозначенный сеньор был грязным вонючим мужланом, вечно гонявшимся за дикими тварями, и веселеньким, ровно закопченные стены. И для полного счета этот самый охотник дожил уже до шестидесяти лет, о чем он, правда, поминал так же часто, как вдова повешенного о веревке. Но что делать, коли природа, которая населяет нашу грешную землю созданиями кривыми, хромыми, слепыми и уродливыми, относится к ним с таким же почтением, как и к красавцам; она, подобно ткачам на гобеленной фабрике, сама не знает, что творит, и одаривает всех одинаковыми нуждами и падкостью на сладкое. Однако, как говорится, всякий телок находит свой хлевок, а с другой стороны, на каждый горшок найдется своя покрышка. И потому сеньор де Вален повсюду высматривал красивые горшочки, дабы их покрыть, и часто охотился не только на диких зверей, но и на домашних. Однако земля его на подобную дичь была не богата, а девственницу и вовсе было днем с огнем не сыскать. И все же, кто ищет, тот всегда найдет, и дошло до сеньора де Валена, что живет в Тилузе одна вдова-тонкопряха, владеющая настоящим сокровищем в лице юной девицы шестнадцати лет, которая вечно цепляется за юбку матери, а та глаз с дочки не спускает, ходит вместе с ней даже по воду, спит с ней в одной постели и заставляет вставать спозаранку и работать так, что они вдвоем каждый божий день выручают восемь солей. По праздникам мать водит дочку в церковь, ни на шаг от себя не отпуская, не позволяет ей словом перемолвиться с молодыми парнями, и никто даже пальцем не смеет дотронуться до ее драгоценной девицы. Однако времена настали тяжелые, вдова с дочкой уже еле-еле перебивались с хлеба на воду. Проживали они у своего бедного родственника, зимой им не хватало дров, а летом одежды, и уж долгов за жилье у них накопилось столько, что даже судебный пристав пришел бы в ужас, хотя эту братию чужими долгами испугать ох как непросто. Короче, пока дочь хорошела, вдова впадала во все большую нищету и влезала в долги в счет девственности своей дочери, подобно алхимику, рассчитывающему на свой тигель, в котором он плавит все подряд в надежде получить золото.
И вот, поразмыслив да поприкинув, в один дождливый день сеньор де Вален явился в дом к двум тонкопряхам, якобы желая обогреться и обсушиться, и, не теряя времени, послал слугу купить дров в соседней деревне Плесси. Засим он уселся на табуретку между двумя бедными женщинами. В полутемной хижине он разглядел прелестное личико девушки, ее красные натруженные руки, защищающие ее сердце от холода аванпосты, крепкие, точно бастионы, стройный стан, подобный молодому дубку, и всю ее, свежую и чистую, резвую и прелестную, словно первые заморозки, зеленую и нежную, словно травка в апреле, одним словом, словно все, что есть прекрасного в этом мире. Ее глаза были чистого и покорного голубого цвета и еще более покойные, чем у Мадонны, ибо она, в отличие от Девы Марии, еще не обзавелась ребенком.
Казалось, спроси ее: «Не хочешь ли доставить мне удовольствие?» — она ответит: «Ну да! А как это?» — настолько она выглядела глупенькой и не понимающей, что к чему. И старый добрый сеньор ерзал на своем табурете, обшаривая девицу глазами и вытягивая шею точно обезьяна, что тянется за орехами. Мать все видела, но ни слова не промолвила из страха перед сеньором, которому принадлежал весь край. Когда дрова наконец принесли и в печи запылал огонь, добрый охотник обратился к старухе:
— Ах, он греет так, как глаза твоей дочки.
— Жаль, мой господин, что на них каши не сваришь…
— Неправда, — возразил де Вален.
— Отчего же?
— Ах, милая моя, отдай свою дочь моей жене в горничные, и ты каждый день будешь получать по две вязанки дров.
— Ха-ха! И что же я сварю на этом огне?
— Как — что? — продолжал сеньор. — Кашу, конечно, потому что осенью и весной я буду давать вам мешок пшеницы.
— И куда я ее положу? — не сдавалась старуха.
— В ларь, куда же еще, — наступал покупатель.
— Нет у меня ничего: ни ларя, ни сундука.
— Ладно, я дам вам лари, сундуки, горшки, кувшины и в придачу кровать с пологом — в общем, все.
— Они пропадут под дождем, потому как у меня и дома-то нет.
— Знаете здесь неподалеку, — спросил сеньор де Вален, — домик, в котором жил мой бедный егерь Пильгрен, которого задрал кабан?
— Как же, знаем, знаем, — закивала старуха.
— Так вот, живите в нем до скончания ваших дней.
— Быть не может! — Мать выронила свое веретено. — Вы это взаправду?
— Да.
— А что вы дадите моей дочке?
— Все, что она захочет, если будет хорошо мне служить.
— О, господин, вы шутите!
— Нет.
— Да, — не уступала старуха.
— Клянусь святым Гатьеном, святым Елиферием и тысячами тысяч святых, что кишат там наверху, клянусь, я…