Озорные рассказы

Так вот, в то самое время два молодых дворянина родом из Турени — младший сын сеньора де Малье и сеньор де Лавальер — стали братьями по оружию в день, когда впервые вышли на поле боя. Они служили под началом господина де Монморанси[62] и прониклись добрыми поучениями сего великого полководца, а также показали, сколь заразительна доблесть в подобном обществе, ибо в битве при Равенне[63] оба заслужили похвалы самых старших рыцарей. В жестокой неразберихе этого дня Малье, спасенный Лавальером, с коим уже успел раза два-три повздорить, понял, что в груди его спасителя бьется благородное сердце. Поскольку оба были ранены, они скрепили свое братство кровью и лечились, лежа на одной койке в палатке господина де Монморанси. Надо сказать, что Малье-младший в нарушение традиций своего семейства, члены коего всегда славились пригожестью, лицом был не краше черта. Мало того, статью своей он напоминал борзую, плечи у него были широкие, а сложение столь же кряжистое, как у известного своей непобедимостью короля Пипина[64]. Напротив, хозяин замка Лавальер отличался таким изяществом, что казалось, именно для него придумали восхитительные кружева, тонкие чулки и ажурные сапожки. Его прекрасные длинные пепельные волосы походили на женские, короче говоря, то был мальчик, с которым охотно поигралась бы любая дама. Потому дофина, племянница папы римского[65], однажды со смехом сказала королеве Наваррской, которая слыла большой охотницей до подобных шуток, что сей паж послужит лекарством от любых недугов! Слова ее вогнали красавчика-туренца в краску, понеже в свои шестнадцать лет он воспринял сию галантную похвалу как упрек.

По возвращении из Италии Малье-младший обнаружил, что матушка уже ждет его с невестой — юной Мари д’Анбо, очаровательной и прекрасной во всех отношениях девицей, и ко всему прочему хозяйкой богатого особняка на улице Барбеты (включая обстановку и итальянские полотна на стенах), а также наследницей обширных земельных владений. Через несколько дней после кончины короля Франциска, которая повергла в ужас всех кавалеров, ибо сей король умер вследствие болезни неаполитанской[66] и потому отныне никто из них не мог почитать себя в безопасности даже с самыми высокородными принцессами, вышеозначенный Малье был вынужден покинуть двор, дабы уладить одно чрезвычайной важности дело в Пьемонте. Как вы понимаете, ему страшно не хотелось бросать свою прелестную и привлекательную молодую жену одну посреди опасностей, преследований, подвохов и неожиданностей, коими полно общество молодых мужчин, гордых и смелых, точно орлы, и жадных до женщин, ровно как добрые христиане до мяса после Великого поста. Жестокая ревность привела его в крайнее замешательство, и, поразмыслив, он решил посадить жену под замок, а как — вы сейчас узнаете. Накануне отъезда он попросил своего брата по оружию прийти к нему. И вот ранним утром, как только на дворе послышался стук копыт, Малье тихонько выскользнул из постели, не желая будить свою ненаглядную и прерывать сладкую полудрему, которую весьма любят лежебоки и любители понежиться. Малье и Лавальер крепко пожали друг другу руки и уединились, укрывшись в оконной нише.

— Я бы пришел к тебе еще вчера, но мне надо было кое-что обсудить с одной дамой, которая прислала мне записку, я никак не мог не явиться к ней на свидание, но, как только рассвело, я с нею расстался… Хочешь, чтобы я поехал с тобой? Я уже предупредил ее о твоем отъезде, и она дала слово, что будет ждать… И даже если она обманет, друг мне дороже возлюбленной!

— Нет, мой дорогой брат! — взволнованный такими словами, отвечал Малье. — Я хочу подвергнуть твое сердце иному испытанию… Согласись позаботиться о моей жене, защитить ее от всего и вся, служить ее вожатым, держать на поводке и хранить мою честь незапятнанной… Поживи, покуда я не вернусь, здесь, в зеленой зале, побудь рыцарем моей жены…

Лавальер нахмурился и отвечал:

— Не тебя, не жены твоей, не себя я опасаюсь, но недоброжелателей, которые воспользуются удобным случаем и запутают нас, точно клубки шелковые…

— Положись на меня. — Малье прижал Лавальера к груди. — Пусть даже такова Божья воля и мне суждено обзавестись рогами, боль моя будет не так сильна, коли пользу от оного извлечет мой друг… Хотя, клянусь честью, я умру от горя, потому что я без ума от моей доброй, юной и непорочной жены.

Он отвернулся от Лавальера, дабы скрыть слезы, выступившие на его глазах, но опытный придворный заметил блеск глаз Малье и сжал его руку.

— Брат мой, — сказал он, — клянусь честью, посмей кто-нибудь коснуться твоей жены, мой кинжал достанет его до самых печенок… И пока я жив, тело ее останется нетронутым; что до души и мыслей, то они не в моей власти…

— Значит, это судьба, — вскричал Малье, — и отныне я до гроба твой слуга и должник…